Лабиринт чародея. Вымыслы, грезы и химеры
Шрифт:
Высоко над головой Говард увидел круглое пятно тусклого света и, хватая ртом ледяной воздух, который становился все более разреженным и все хуже приспособленным для дыхания, бросился туда. Сотни, тысячи черных обледенелых ступеней пришлось ему преодолеть, прежде чем он приблизился к источнику света. Землянин вышел из пещеры где-то в долине под непроницаемо-черными небесами, в которых сияли холодные неподвижные звезды, а вокруг, куда ни кинь взгляд, раскинулись бесконечные угрюмые склоны и пики, застылые и безмолвные, точно ледяная смертельная греза. Мириадами граней переливались на них
Он мучительно силился вдохнуть морозный разреженный воздух, тело его мгновенно окоченело, скованное оцепенением, а он все стоял, ошеломленно вглядываясь в открывшееся перед ним нагромождение ледяных гор. Он словно очутился в мертвой пропасти среди невыразимой вечной пустоты, где никогда не смогла бы существовать никакая жизнь.
Кровь смерзлась у него на лбу и щеках. Стекленеющими глазами Говард видел, что ступени ведут дальше вверх по склону ближайшей скалы. Вероятно, бессмертные вырубили их здесь для каких-то своих непостижимых целей, и эта лестница поднималась к самым ледяным вершинам.
То была не знакомая сумеречная зона Меркурия, откуда Говард попал в подземелья, но навечно лишенная солнца темная ночная сторона, где царил жуткий космический холод. Говард почувствовал, как ледяные пропасти и пики смыкаются вокруг него свирепым и суровым северным адом. А потом это ужасное понимание постепенно потемнело и потускнело, превратилось в смутную мысль, парившую над его угасающим сознанием. Говард рухнул ничком на снег; руки и ноги его уже заледенели и не гнулись; и милосердное омертвение сковало его окончательно.
Империя некромантов
Легенда о Мматмуоре и Содосме родится уже на последних оборотах Земли, когда веселые предания ее золотых дней будут давным-давно позабыты. Многие эпохи канут в прошлое, и там, где некогда были морские воды, воздвигнутся новые континенты, прежде чем придет время ее рассказать. И быть может, в тот день она поможет немного развеять жестокую тоску умирающей расы, утратившей надежду на все, кроме забвения. Я расскажу это предание так, как его будут рассказывать на Зотике, последнем континенте, под угасающим солнцем и грустными небесами, которые вечерней порой озаряемы чудовищно яркими звездами.
Мматмуор и Содосма, некроманты с темного острова Наат за усохшими морями, явились в Тинарат, чтобы заниматься там своим пагубным искусством. Однако в Тинарате они не слишком преуспели, ибо у жителей этой серой страны смерть почиталась священной и осквернить могильное небытие было не так-то просто, а воскрешение мертвых чарами некромантии считалось кощунством.
Посему в скором времени Мматмуору и Содосме, изгнанным из города разгневанными жителями, пришлось бежать на юг, в пустыню Синкор, населенную лишь скелетами и мумиями – они единственные остались от некогда могущественной расы, которую еще в стародавние времена сгубил Великий Мор.
Путь беглецов лежал по унылой растрескавшейся земле, выжженной лучами огромного солнца, что цветом напоминало едва тлеющий уголь. Один вид
Через поля, лишенные растительности, пересекая русла пересохших рек, расстилался пред ними тракт, по которому в прежние времена путники добирались из Синкора в Тинарат. Ни одной живой души не встретилось колдунам на пути, зато вскоре прямо посреди дороги они наткнулись на скелеты коня в роскошной сбруе и всадника, чьи одеяния выглядели столь же великолепно, как и при его жизни. Мматмуор и Содосма остановились перед жалкими костями, на которых не осталось ни клочка плоти, и хищно улыбнулись друг другу.
– Скакун будет твоим, – объявил Мматмуор, – поскольку из нас двоих ты чуть старше и посему обладаешь правом первенства, а всадник станет служить нам обоим и будет первым в Синкоре, кто присягнет нам на верность.
Они начертили на пепельном песке у обочины тройной круг и, стоя рядом друг с другом в центре, приступили к святотатственному ритуалу, который поднимает мертвых из покоя небытия и во всем подчиняет их злой воле некроманта. Затем они всыпали коню и человеку в зияющие провалы ноздрей по щепотке волшебного порошка, и добела обглоданные ветрами и дождями кости, скорбно поскрипывая, поднялись с того места, где так долго лежали, и застыли, готовые служить хозяевам.
Как и было уговорено, Содосма оседлал костяного скакуна, натянул изукрашенные драгоценными камнями поводья и, подобный злой пародии на Смерть, погнал свою бледную клячу вперед. Мматмуор брел за ним, слегка опираясь на посох черного дерева, а человеческий скелет в болтавшемся на костяных плечах пышном одеянии следовал за этими двумя, как верный оруженосец.
Вскоре на серой пустоши они наткнулись на останки еще одного всадника на коне, которые шакалы обошли стороной, а солнце иссушило до состояния мумии. Этих двоих они тоже воскресили; Мматмуор взгромоздился на спину высохшего коня, и колдуны с торжественностью странствующих императоров поскакали дальше в сопровождении свиты из трупа и скелета. Все прочие кости и останки, попадавшиеся им по пути, оживлялись надлежащим образом при помощи все того же обряда, так что по мере продвижения по Синкору процессия все разрасталась и разрасталась.
Уже почти на подходе к столице, Йетхлиреому, глазам колдунов предстали бесчисленные гробницы и некрополи, чей покой никто не нарушал вот уже многие столетия; здесь лежали спеленатые мумии, практически не успевшие усохнуть за время своего смертного сна. Всех их колдуны тоже подняли и заставили выполнять свои повеления. Одним было велено пахать и засевать пустынные поля, а также носить воду из глубоких колодцев; другим пришлось делать ту же работу, какой они занимались при жизни. На смену вековой тишине пришли шум и грохот: мертвые ткачи трудились над своими челноками, а трупы пахарей шли за плугами, в которые были впряжены трупы буйволов.