Лабиринт Данимиры
Шрифт:
Он не шевельнулся, и я продолжила — уже другим тоном.
— Послушай… Мы ведь помогали друг другу — там, в «кармане бога»… и кажется, даже дружили… я ничего не забыла. Ты вытащил меня сначала из тела кошки, потом из той ловушки, куда мы оба угодили… Я, быть может, сделала для тебя меньше, но тоже помогала как могла… Мы были близки, как могут быть близки две одинокие души… Скажи, куда всё ушло? Всё сожрала жажда власти?
Кайлеан уставился на меня потемневшими, почти чёрными глазами и не двигался. Я прямо видела две крошечные фигурки на его плечах. Красная фигурка
Наконец, он отмер и, издав нечленораздельное рычание, запустил лиловым шаром в меня… запустил вкось — шар прошёл мимо и разбился о стену позади. Потом он бомбардировал несчастную стену ещё и ещё, при этом рычал и ругался как последний сапожник… как древнеегипетский последний сапожник. Сгустки опасной материи проносились в миллиметре от моей головы, но ни один не задел.
Когда поток ругательств и лиловой дряни иссяк, Кайлеан прошагал туда-сюда по офису, рухнул на стул и указал на стул напротив:
— Данимира, сядь.
Я села, сложив руки на коленях. Поджилки у меня всё ещё тряслись, но гроза, похоже, миновала.
Мы помолчали, глядя друг на друга.
— Спасибо, — тихо произнесла я, — за то, что не лишил меня свободы.
Он ещё помолчал, потом как-то безнадёжно махнул рукой:
— Пройденный этап.
Пока я осмысливала его признание, Кайлеан заговорил. Плотину прорвало, ночь невероятных откровений ещё не закончилась.
— Один раз уже пробовал. Тогда, на той убогой кухне. Помнишь, мы поссорились из-за Чудовища?
Я смогла только кивнуть.
— Тогда я прикоснулся к тебе… и вдруг… велел поцеловать меня. Мне захотелось, чтобы ты сделала это сама… первая. Ты, конечно же, подчинилась… но не волнуйся, долго это не продлилось. Потому что тебя я так и не получил. Что-то ушло… что-то важное, необходимое… меня целовала не ты, а механическая кукла. Я никогда не отступаю от своих решений, а тут… отступил. Хотя хотел подчинить тебя сразу, как только увидел в человеческом обличье.
— Почему?
— А ты как думаешь? Здоровому взрослому мужчине, запертому в тюремной камере, судьба вдруг посылает такой подарок — красивую девушку… к тому же голую… к тому же, так похожую на ту, что я винил в своих бедах… к своим врагам я жалости не знаю. Мне, знаешь ли, было бы весьма удобно иметь в распоряжении послушную и готовую на всё барышню. Это значительно скрасило бы моё заключение. Ты лежала передо мной такая беззащитная, такая соблазнительная… Стоило мне захотеть, и ты никогда не пришла бы в себя и никогда ничего не узнала. Впрочем, я хотел. О, ещё как хотел! Все три дня, пока ты была в беспамятстве, я боролся с собой…
— И что же тебя остановило? — чувствуя, как кривится рот, спросила я.
— Удивительно… но сварливая старушонка, ехидная Данимира Андреевна спасла тебя. Вначале она меня раздражала, потом казалась забавной… и в конце концов я признал в ней личность. Что за девчонка смогла изобразить такой персонаж и обвести
Он замолчал, вспоминая с болезненной гримасой.
— Поэтому ты начал шипеть и отчитывать меня как нашкодившую кошку?
Плотина продолжала низвергаться.
— Я был зол. Ты просто улыбнулась, а я будто начал падать с большой высоты и всё никак не мог упасть. Я чуть не рехнулся в этом «кармане бога»! Мы могли выбраться оттуда гораздо быстрее, но у меня половина восстановленной энергии уходила на подавление желания. Я сто раз воображал, как славно будет метнуть лиловый шар и стащить наконец с тебя эти чёртовы клетчатые брючки в обтяжку, в которых ты искушала меня ежедневно…
— Я и не думала… — пролепетала я.
— Конечно, не думала. Ты играла в свои невинные девчонские игры… а я терпел. Только один раз чуть не сорвался, тогда на кухне. Но остановился, потому что захотел чего-то настоящего… того, что происходит между обычными людьми… об этом я ведь только слышал, но сам никогда не испытывал. Желание настоящего подобно стальному канату удерживало меня на краю. Мучило, но удерживало. Ты получила надо мною необъяснимую власть…
Он смотрел на меня глазами больной собаки… больного волка, не понимающего, что с ним происходит…
Пора, поняла я, набрала побольше воздуха и мрачно сказала:
— Объяснимую.
Он сразу же перестал походить на больного волка и приобрёл вид очень даже здорового настороженного хищника. Но всё равно дальше оттягивать момент объяснения было нельзя.
— Я виновата перед тобой и должна просить прощения. Давно надо было рассказать, но я боялась.
— А теперь не боишься?
— И теперь побаиваюсь, — призналась я. — Но верю, что ты сильный. Сильный не обижает тех, кто слабее его.
Он криво усмехнулся.
— С некоторых пор не уверен, что ты слабее.
Я положила на стол руку, потянула за кончик красной нити и шепнула: «Ступай…». Нить помедлила, как бы давая мне время передумать, затем соскользнула с запястья. Как только контакт с кожей был прерван, часть пентаграммы перестала притворяться невинной шерстяной ниточкой. Она засветилась огненно и на стол улеглась в виде замысловатой руны.
Кайлеан уставился на огненный вензель.
— Вот твой стальной канат, — сказала я. — Это часть твоей пентаграммы. Возвращаю. Тебя мучила привязанность ко мне? Больше не будет. Всё закончилось.
Он перевёл взгляд на меня, в его зрачках тлели угли.
— Откуда это у тебя? — спросил он глухим голосом.
— Ты сам мне дал, когда я починила твою пентаграмму.
— Когда ты — что?..
Я вздохнула.
— Я умею чинить твою пентаграмму. Не знаю почему. Всегда умела, с первого дня знакомства. Ещё когда кошкой была. Своим выздоровлением ты действительно обязан мне. Но всё произошло не так, как кажется. Не само собой. Твоя пентаграмма оказалась разорванной в клочья, я несколько месяцев связывала обрывки в единое целое. Во сне.