Лабиринт Данимиры
Шрифт:
С таким же успехом Кайлеан Георгиевич мог сообщить, что с детства мечтал исполнить главную женскую партию в балете «Лебединое озеро» — эффект был бы тот же.
Я потеряла дар речи.
— Не знаю, насколько вас это утешит, но тот, кто всё затеял, не получил желаемого, поскольку благодаря своевременному и весьма остроумному обмену телами, душа от него ускользнула. Ручаюсь, ваши недруги были в бешенстве, когда обнаружили, что им досталась пустая оболочка.
В любое другое время я бы подпрыгнула до небес, получив комплимент от скупого на похвалу Кайлеана. Но сейчас в его словах меня
— … А «максимально близко» — это как? — спросила я, когда вновь смогла говорить.
— Дети общих родителей, в крайнем случае одного из родителей.
Перед моими глазами завертелись портреты Ксении, Ани, Люды, Гели. Ни капли внешнего сходства! Да и вообще — откуда?
— Нет, — сказала я. — Да нет же. Подождите, Кайлеан Георгиевич. Уверяю вас, вы заблуждаетесь. Никто из них не может быть моей роднёй, это совершенно невозможно! И потом, ритуал, по-моему, был в пользу Мартина, именно он стоял на вершине пентаграммы!
Кайлеан начал скучающе разглядывать свои ногти. В этом разглядывании я уловила нечто многозначительное.
— Да нет… Этого-то и вовсе быть не может… Потому что он же сами знаете чего хотел… — сказала я севшим голосом.
Кайлеан продолжал изучать ногти.
— Да откуда… да нет, этого не может быть… — продолжала лепетать я. — Это уж слишком… слишком отвратительно, чтобы быть правдой.
— Тому, в чью пользу совершается ритуал, действительно необязательно стоять на вершине пентаграммы, это так. Если маг достаточно искусен, то он вообще может в соседней комнате в бильярд играть, за него всё проделают марионетки. Но многое указывает на вашего несостоявшегося любовника… например, вспомните его слова, когда не вышло дело с поцелуями?
Я припомнила и содрогнулась.
— Он сказал, что у меня слишком здоровые инстинкты…
Кайлеан снова пожал плечами.
— Это укладывается в теорию, не находите?
В теорию это укладывалось, а в мою бедную голову — нет.
— Но это же извращение какое-то, — пробормотала я.
— Для искусного колдуна ничто не является извращением, — снисходительно пояснил Кайлеан. — Есть только цель и достижение цели. Тем более, что секс является неплохой и… особенно в случае с вами… — он повёл подбородком в мою сторону, — безусловно более приятной альтернативой смерти донора. Таким способом тоже можно получить многое. Не всё целиком, но многое. Может, вначале ваш Мартин попытался пойти более мягким путём.
Я, похолодев, вспоминала, как Мартин неоднократно повторял, как ему жаль, очень жаль, очень-очень жаль… Да, на первый взгляд, это тоже укладывалось в дикую теорию Кайлеана, но я не могла с этим смириться.
Нет, нет, и ещё раз нет.
— Всё-таки вы где-то ошибаетесь. Никакого отношения к моей семье никто из них не имеет. Потому что… потому что не имеет, и всё тут.
Кайлеан лениво усмехнулся.
— Данимира Андреевна, в некоторых моментах вы чересчур наивны. Допустим, до вашей матери… или, допустим, ваш отец вовсе не так моногамен, как это вам кажется… — начал было Кайлеан, но я его резко перебила: намёк на неверность отца окончательно вывел меня из себя.
— Нет. Ничего подобного мы допускать не будем. Этого не может быть, просто
На самом деле я так не думала. Но мне очень захотелось уязвить Кайлеана посильнее, чтобы он хоть на какое-то время перестал быть таким самонадеянным и таким циничным.
На щеке Кайлеана дёрнулся мускул, и я поняла, что стрела попала в цель, последние слова зацепили его сильнее обычного.
— Я не настаиваю, — холодно произнёс он. — Я ведь предупреждал, это просто одна из нескольких версий. Но ей соответствует наибольшее количество деталей. — Сквозь холодность всё-таки прорезались раздражённые нотки: — Теперь вы понимаете, почему я не хотел делиться домыслами. Чтоб раньше времени не слышать писклявые девчонские «охи» и «ахи» про мифические адские извращения.
Писклявые девчонские «охи» и «ахи»?!..
Вот как?
Нормальный у меня голос! Может, ему не достаёт чувственных низких нот, но писклявым его никак не назовёшь.
Я привычно обратилась за утешением к образу Чудовища. А вот он меня уважал и никогда бы не выразился так пренебрежительно. Положа руку на сердце, может, ему словарного запаса не хватило бы, но всё равно, таких интонаций от него я не услышала бы никогда…
Неожиданно Кайлеан заявил ещё более неприятным тоном:
— Мне надоело, что меня постоянно сравнивают с каким-то чудовищем. Чудовище то, чудовище сё… — Он передразнил: — Чудовище так бы не сделал, чудовище так не сказал бы… Кто это? Что вы от меня скрываете, Данимира Андреевна? Здесь был кто-то ещё?
— Вы что, залезали мне в голову? — ахнула я.
— Этого не понадобилось. Вы регулярно забываетесь и кое-что проговариваете на анималингве, к тому же я влил в вас столько своей магии, что теперь поневоле улавливаю обрывки мыслей. Так что это за без конца поминаемое чудовище, да ещё в сравнении со мной?
Я затихла, пытаясь сообразить, как много он услышал, но, в сущности, была готова поведать демону, в каком виде его здесь застала. Мне только хотелось умолчать о власти над красными пентаграммами. Ведь и сам Чудовище предостерегал и прямо указывал, что последнюю нить отдавать ему не стоит. Пока Кайлеан странным образом не замечал, что повязано на моём запястье, и слава богу. А про всё остальное надо было рассказать сразу, тут я, пожалуй, затянула с изложением фактов.
Я уже открыла рот, чтобы поведать Кайлеану про его звериную ипостась, но не успела — он наперерез моим словам изрёк сухо и непререкаемо:
— Отвечайте немедленно и не вздумайте врать как обычно.
Подобное обращение стерпеть было никак нельзя, поэтому я замкнулась и из принципа так же сухо ответила:
— Это моё личное дело. Интеллектуальная собственность, слыхали про такое?
Кайлеан некоторое время сидел неподвижно и рассматривал свой нетронутый бутерброд. Вдруг быстрая недобрая улыбка скользнула по его губам, и он заявил: