Лабиринт Осириса
Шрифт:
– Должен признать, что дело захватывающее, – раздался с лестницы голос англичанина. – Древние золотоносные шахты, пропавшие археологи, тайны на Святой земле. Похоже на сюжет романа. Хотел бы я знать, что за этим стоит.
Халифа затянулся.
– В этом мы с вами сходимся, – пробормотал он.
Иерусалим
В семь часов вечера Бен-Рой и Лея Шалев сидели на балконе ее квартиры в районе Рамат-Денья, потягивали вино и смотрели на пламенеющий кроваво-красный закат. За их спинами слышалось негромкое позвякивание кастрюль – муж Леи Бенни возился с ужином. Из угла лоджии на них смотрела маленькая собачка – пыхтящее мохнатое существо, носившее немыслимую кличку Красотка.
– Ну и что ты обо всем этом скажешь? – спросила Лея.
– Единственное, что приходит на ум, – полная хренотень.
– Что ж, можно определить и так.
Лея положила ноги на балконную ограду и, отклонившись назад, оперлась о спинку стула. Когда утром арестовали Петросяна, она, не стесняясь в выражениях, орала на весь участок, но теперь пришла в себя, успокоилась, собралась и сосредоточилась.
– К старику, конечно, имеются вопросы, на которые ему предстоит дать ответ. Он подсунул нам ложное алиби. И телефонный звонок мне тоже не нравится.
Телефонный звонок стал новым витком в развитии дела. Амос Намир потратил день, изучая историю телефонных переговоров архиепископа, и – вот неожиданность – наткнулся на входящий вызов с мобильника Клейнберг. Разговор состоялся за три недели до ее смерти и продолжался пять минут.
– Когда мы разговаривали с Петросяном в соборе, он отрицал, что знает жертву.
– В тот момент мы еще не установили ее личность.
– Тем не менее это прямая ниточка к убитой, – заметила Лея. – А ее фамилия появилась во всех газетах. Мог бы прийти, рассказать. Нет сомнений, он что-то крутит.
– Ты говоришь так, словно соглашаешься с Баумом.
– В тот день, когда я соглашусь с Ицхаком Баумом, я сдам свой значок. А Петросян, что ни говори, играет нечисто. И на данный момент он самый серьезный подозреваемый. Единственный подозреваемый.
Бен-Рой тоже положил ноги на ограду и сделал глоток вина. Местное «шардоннэ», вовсе не в его вкусе, но у Шалев не оказалось пива, а ему после всего, что произошло за день, требовалось выпить.
– Он старик, Лея. Ты сама это говорила.
– С каких это пор появился возрастной ценз на преступления? Амона Герцига не назовешь зеленым юношей.
Герциг был фигурантом дела, над которым Шалев и Бен-Рой впервые работали вместе. Он расправился с женой, и об этом преступлении на первых страницах писали все газеты. В момент убийства ему было восемьдесят три года.
– Петросян этого не делал, – упорствовал Бен-Рой. – Ты знаешь это не хуже меня. Что бы он там ни мутил, а он определенно что-то мутит, он не душил удавкой Ривку Клейнберг.
– Значит, он знает, кто это сделал, и покрывает убийцу.
Такой вариант был правдоподобнее, но и в него Бен-Рой не мог поверить.
– Не срастается, Лея. Никак не срастается.
– А у тебя что-нибудь срастается? – Лея повернулась к детективу. – Выкладывай, Арие, будь так добр. Ведь, что ни говори, мы десять дней топчемся на месте, и за это время ты не предложил ничего более рационального.
Справедливо. Поставка в Израиль проституток, Воски, корпорация «Баррен», Египет, «Немезида», Самюэл Пинскер – все это были разбросанные по полотну отдельные мазки, которые в их теперешнем виде не создавали целостной, внятной картины. Бен-Рой чувствовал, что он на правильном пути, ощущал полицейским чутьем, каждой клеточкой. Но одно дело идти в нужном направлении и совершенно иное – добиться результата.
– Я к этому стремлюсь, – запинаясь, пробормотал он.
– Рада за тебя, – хмыкнула Лея. – Но к сожалению, твои стремления не разрешают ситуации с Баумом. Он хочет крови Петросяна, и в этом Баум не одинок – за ним целая шеренга таких же, как он.
– В смысле? – нахмурился Бен-Рой.
– В том смысле, что архиепископ в прошлом не внушал к себе любви. Возбуждал страсти своими высказываниями о поселениях, о блокаде Газы, о коррупции в городе. Нажил в высших сферах врагов. Много врагов.
– Хочешь сказать, они шьют ему дело?
– Я хочу сказать, что есть много влиятельных людей, которые бы только обрадовались, наблюдая, как его ставят на место. В нашей стране все еще правит закон, и Петросяна не отправят в тюрьму, если не будет веских доказательств. Но сверху давят, чтобы такие доказательства нашлись. А архиепископ играет на руку своим врагам.
Бен-Рой откинул голову и потер виски. День выдался долгим. Очередной день.
– Что говорит шеф Гал? – спросил он.
– Мало что говорит. Теперь выход Баума.
– Собирается держать архиепископа под стражей?
Шалев пожала плечами.
– Старший суперинтендант не соблаговолил поделиться со мной своими планами. Но, на мой взгляд, он не станет ходатайствовать о продлении срока задержания, если не найдет неоспоримых улик. Протесты – не лучший способ прославиться. Промурыжит до конца суток, чтобы подчеркнуть свою правоту, а затем поместит под домашний арест.
– Мне надо с ним поговорить.
По тому, как Лея скривила губы, Бен-Рой понял, что это будет непросто. Баум стережет свою золотоносную курочку. Бен-Рой сбросил ноги с ограждения и повернул стул, чтобы смотреть на Шалев в упор.
– Речь идет о той девушке – Воски. Она – ключ. Не знаю как, не знаю почему, но Воски ключ. И что-то мне подсказывает, что Петросян знает о ней больше, чем признает. Мне необходимо с ним потолковать.
С кухни донесся голос Бенни Шалева, который объявил, что ужин готов. Лея покосилась через плечо, опустила руку и щелкнула пальцами. Собачка протопала по балкону, прыгнула к ней на колени и довольно засопела, когда Лея почесала у нее за ушами. Идиллия продолжалась несколько секунд, затем Лея подняла любимицу и поцеловала в нос.