Лабиринт смерти (сборник)
Шрифт:
— Я поясню принципы работы нашего электрооргана, — начал он. — Вот здесь цепи микрозадержки…
— Не надо, Джереми. Мне известно, как работает орган, — прервал его Мори. — Позвольте мне закончить.
— Ну, валяй. — Отец отложил в сторону месонитовую плату, но прежде, чем Мори открыл рот, договорил: — Но если ты надеешься выбить краеугольный камень нашего бизнеса только на том основании, что сбыт органов временно — заметь, я говорю это обоснованно, на основе личного опыта — так вот, временно снизился…
— Послушайте, Джереми, — выпалил мой компаньон, — я предлагаю расширение производства.
Отец приподнял бровь.
— Вы, Розены, можете и впредь производить свои органы, — сказал Мори, — но я уверен: как бы
Отец слушал внимательно, он даже приладил свой слуховой аппарат.
— Благодарю вас, Джереми, — кивнул Мори. — Итак, перед вами Эдвин М. Стэнтон, симулякр. Уверяю вас, он ничуть не хуже того Стэнтона, что жил в прошлом веке. Вы и сами могли в этом убедиться сегодня вечером, беседуя с ним на разные темы. В чем ценность моего изобретения? Где его целесообразно использовать? Да прежде всего в образовательных целях. Но это еще цветочки, я сам начал со школ, а потом понял: симулякр дает гораздо больше возможностей. Это верная выгода, Джереми. Смотрите, мы выходим на президента Мендосу с предложением заменить их игрушечную войну грандиозным десятилетним шоу, посвященным столетию США. Я имею в виду юбилейный спектакль по поводу Гражданской войны. Мы, то есть фабрика Розена, обеспечиваем участников–симулякров для шоу. Да будет вам известно, что «симулякр» — собирательный термин латинского происхождения, означает «любой». Да–да, именно любой — Линкольн, Стэнтон, Джефф Дэвис, Роберт И. Ли, Лонгстрит, — а с ними еще три миллиона рядовых вояк хранятся у нас на складе. И мы устраиваем спектакль, где участники по–настоящему сражаются. Наши сделанные на заказ солдаты рвутся в бой, не в пример этим второсортным наемным статистам, которые не лучше школьников, играющих Шекспира. Вы следите за моей мыслью? Чувствуете, какой масштаб?
Ответом ему было гробовое молчание. Что касается меня, то я вполне оценил масштаб.
— Через пять лет мы сможем поспорить с «Дженерал Дай–намикс», — добавил Мори.
Мой отец смотрел на него, покуривая свою сигару.
— Не знаю, не знаю, Мори, — сказал он наконец, покачивая головой.
— Почему же нет? Объясните мне, Джереми, что не так?
— Мне кажется, временами тебя заносит. — В голосе отца слышалась усталость. Он вздохнул. — Или, может, это я старею?
— Да уж, не молодеете. — Мори выглядел расстроенным и подавленным.
— Может, ты и прав, — отец помолчал немного, а затем проговорил, как бы подводя черту: — Нет, твоя идея чересчур грандиозна, Мори. Мы не дотягиваем до подобного величия. Слишком сокрушительным грозит оказаться падение с такой высоты, nicht wahr? [5]
— С меня довольно вашего немецкого, — проворчал Мори. — Если вы не одобряете мое предложение, что ж, дело ваше… Но для меня уже все решено. Я за то, чтоб двигаться вперед. Вы знаете, в прошлом у меня не раз рождались идеи, которые приносили нам прибыль. Так вот поверьте, эта — самая лучшая! Время не стоит на месте, Джереми. И мы должны идти в ногу с ним.
5
Nicht wahr? (нем.) — Не правда ли?
Мой отец печально продолжал курить сигару, погруженный в свои мысли.
Глава 3
Все еще надеясь переубедить моего отца, Мори оставил у него Стэнтона — так сказать, на консигнацию [6] , — а мы покатили обратно в Орегон. Дело близилось к полуночи, и Мори предложил переночевать у него. Настроение у меня после разговора с отцом было поганое, так что я с радостью согласился. Мне вовсе не улыбалась перспектива провести остаток ночи в одиночестве.
6
Консигнация — форма комиссионной продажи товаров, при которой их владелец передает комиссионеру товар для продажи со склада комиссионера. (Прим. перев.)
Однако в доме Мори меня ждал сюрприз: его дочь Прис, оказывается, уже выписалась из клиники в Канзас–Сити, куда она была помещена по настоянию Федерального Бюро психического здоровья.
Я знал от Мори, что девочка перешла под наблюдение этой организации на третьем году средней школы, когда ежегодная плановая проверка обнаружила у нее тенденцию к «нарастанию сложностей», как теперь это называется у психиатров. Или, попросту говоря, к шизофрении.
— Пойдем, она поднимет тебе настроение, — сказал Мори, заметив мою нерешительность у двери. — Это как раз то, что нужно нам обоим. Прис так выросла с тех пор, как ты видел ее в последний раз, — совсем взрослая стала. Ну, входи же!
Он за руку ввел меня в дом.
Прис, одетая в розовые бриджи, сидела на полу в гостиной. Она заметно похудела с нашей последней встречи, прическа также изменилась — стала намного короче. Ковер вокруг был усеян разноцветной кафельной плиткой, которую Прис аккуратно расщелкивала на правильные кусочки при помощи кусачек с длинными ручками. Увидев нас, она вскочила:
— Пойдем, я покажу тебе кое–что в ванной.
Я осторожно последовал за ней.
Всю стену ванной комнаты занимала мозаика — там красовались разнообразные рыбы, морские чудовища, обнаружилась даже одна русалка. Все персонажи были выполнены в совершенно невообразимой палитре. Так, у русалки оба соска оказались ярко–красными — два алых пятнышка на груди. Впечатление было одновременно интригующим и отталкивающим.
— Почему бы тебе не пририсовать светлые пузырьки к этим соскам? — сказал я. — Представляешь, входишь в сортир, включаешь свет — а там блестящие пузырьки указывают тебе дорогу!
Очевидно, эта цветовая оргия являлась результатом восстановительной терапии в Канзас–Сити. Считалось, что психическое здоровье человека определяется наличием созидательной деятельности в его жизни. Десятки тысяч граждан находились под наблюдением Бюро в качестве пациентов клиник, разбросанных по всей стране. И все они непременно были заняты шитьем, живописью, танцами или переплетными работами, изготовлением поделок из драгоценных камней или кройкой театральных костюмов. Практически все эти люди находились там не по доброй воле, а согласно закону. Многие, подобно Прис, были помещены в клинику в подростковом возрасте, когда обостряются психические заболевания.
Надо думать, состояние Прис в последнее время улучшилось, иначе бы ее просто не выпустили за ворота клиники. Но, на мой взгляд, она все еще выглядела довольно странно. Я внимательно разглядывал ее, пока мы шли обратно в гостиную. Маленькое суровое личико с заостренным подбородком, черные волосы, растущие ото лба характерным треугольником. По английским поверьям, это предвещает раннее вдовство. Вызывающий макияж под Арлекина — обведенные черным глаза и почти лиловая помада — делали ее лицо нереальным, каким–то кукольным. Казалось, оно прячется за странной маской, надетой поверх кожи. Худоба девушки довершала эффект — невольно на ум приходили жуткие создания, застывшие в Пляске Смерти. Кто их вызвал к жизни, и как? Явно уж не при помощи обычного процесса метаболизма. Мне почему–то подумалось: наверное, эта девушка питалась одной только ореховой скорлупой. Кто–то мог бы, пожалуй, назвать ее хорошенькой, пусть и немного необычной. А по мне, так наш старина Стэнтон выглядел куда нормальнее, чем эта девица.