Лабиринт
Шрифт:
– Что они вам сделали? – зло спросил Степашин, вытирая кровь с разбитых губ.
– Дорогу загораживали, – усмехнулся белобрысый.
– Короче, старик, кончай с нами в войну играть. Встретились мы сегодня случайно, ну, да оно и к лучшему. Мы недавно в здешних местах обосновались. Нам здесь нравится, собираемся задержаться на какое-то время. С едой сейчас везде плохо, вот мы и обрадовались, наткнувшись на твои угодья. Если хочешь мирно с нами жить, будешь регулярно снабжать нас продовольствием. Усек?
– Приходите, работайте со всеми, и будете получать свою долю.
– Ах, ты гад! –
Степашин, скрипнув зубами, привалился спиной к стене и зажал ладонью рану.
– Не хорохорься, дед, – сказал «генерал». – Мы ведь по-хорошему просим, а можем и всю твою ферму спалить.
Он выхватил из руки Степашина лампу и швырнул ее на лестницу. Стекло раскололось, вспыхнул вытекший из лампы керосин.
Спавший в доме солдат проснулся от звона разбившегося стекла. Не найдя рядом автомата, он распахнул дверь и выскочил на объятое пламенем крыльцо. Стрела, выпущенная из арбалета кем-то из темноты, попала ему в живот. Парень коротко вскрикнул, шагнул вперед и упал в огонь.
– Забери стрелу, – велел стрелявшему «генерал».
Один из чужаков поднялся по лестнице и наклонился над убитым. Степашин рванулся вперед, оттолкнул «генерала» в сторону и, сдернув с плеча автомат, выстрелил чужаку в спину. Он не успел передернуть затвор, когда белобрысый ударил его ножом в живот.
– Не стреляют автоматы, говоришь? – выдернув нож и оттолкнув от себя тело Степашина, злобно глянул он на «генерала».
«Генерал» подобрал с земли автомат и, отстегнув магазин, убедился, что он наполнен патронами.
В окнах стали загораться огни. Разбуженные выстрелом люди, хлопая дверями, с оружием в руках выбегали на двор.
– Уходим! – махнул рукой белобрысый и первым нырнул в темноту.
Глава 12
Охота
На рассвете на базу приехал парнишка на велосипеде с сообщением о ночном нападении на ферму.
Когда Баслов и Кийск, в сопровождении врачей и группы вооруженных солдат, прибыли на ферму, там уже нашли и перенесли в дом двоих убитых стрелами из арбалетов охранников. Третий солдат, подстреленный на крыльце, тоже был мертв. Степашин находился в крайне тяжелом состоянии. Ему была нужна срочная операция, и на телеге, запряженной лошадью, его повезли на базу. Убитого Степашиным бандита оставили лежать на обгоревшем крыльце.
Никто, кроме тех, кто уже не мог ничего сказать, не видел нападавших.
– Зверье, – процедил сквозь сжатые зубы Баслов. – Откуда только берутся такие? Что им было нужно от старика?
Они с Кийском вышли на обгоревшее крыльцо.
– Ясно что, – сказал Кийск. – Еда.
– Почему же просто не попросили? От кого они прячутся?
Кийск пожал плечами.
– В ситуациях, подобных нынешней, – сказал подошедший к ним Киванов, – в периоды безвластия и разброда, когда перестают действовать сдерживающие социальные факторы, подавляемые прежде стороны человеческой натуры проявляются в полной мере. У тебя, Петер, например, выявились невостребованные качества абсолютного лидера, с некоторым даже диктаторским уклоном, и склонность к единоборствам.
– Ну, спасибо тебе на добром слове, – мрачно буркнул Баслов. – А в себе ты ничего не выявил?
– Сам о себе судить не берусь.
– Ну хорошо, а Кийск?
– Кийск, насколько я его знаю, всегда таков, какой он есть, вне зависимости от обстоятельств. Он – самодостаточная личность.
– Ладно, с психоанализом закончили, – сказал Баслов. – Честно говоря, меня мало волнует психологический портрет тех, кто убил моих людей и порезал Степашина. С бандой надо покончить раз и навсегда, иначе, почувствовав безнаказанность, они снова вернутся.
– Согласен, – кивнул Кийск. – Этим займусь я.
– Где ты собираешься их искать?
– Не думаю, что они живут в лесу. На другой стороне реки есть несколько брошенных коттеджей. Для начала посмотрю там.
– Сколько людей тебе надо?
– Возьму троих.
– Не мало?
– Арбалет опасное оружие, потому что бесшумен. Он создан для нападения из засады. Большой отряд чужаки смогут быстро обнаружить и уничтожить. Если же мы сумеем незаметно подобраться к ним, в открытом бою они вряд ли сумеют оказать нам серьезное сопротивление. Это же не боевое подразделение, а всего лишь банда мародеров, поэтому численность их не имеет большого значения.
На следующее утро Кийск и трое отобранных им солдат отправились на разведку. Реку они перешли по старому железнодорожному мосту. К коттеджам, до которых от моста было километра два, вела прямая дорога через поле, но Кийск, чтобы остаться незамеченным, повел свой небольшой отряд вдоль заросшего густым ивняком берега реки. Дойдя до узкой полоски песчаного пляжа, они повернули в сторону от реки и вскоре вышли к крайнему коттеджу. Дом казался необитаемым: двери и окна настежь распахнуты, сорванная калитка, поскрипывая, болталась на одной петле. Сместившись чуть в сторону, можно было увидеть левое крыло стоящего за ним второго летнего домика, из открытого окна которого доносились жалобные стоны мучимой кем-то гитары.
Полчаса Кийск и солдаты внимательно наблюдали за окрестностями, но не увидели ни часовых, ни даже просто праздно гуляющих обитателей коттеджей. Если в домах обитали бандиты, напавшие ночью на ферму, то вели они себя в высшей степени беспечно. Или же, что вернее всего, собравшись кодлой и вооружившись арбалетами, считали, что находятся в полной безопасности.
По команде Кийска трое солдат, пригнувшись, побежали к первому дому. Кийск бежал последним, стараясь до последнего момента не выпускать из поля зрения угол другого коттеджа.
Дом был пуст. Внутри него все было перевернуто вверх дном. Казалось, в доме не осталось ни одного целого предмета, ни одной стены, по которой не растекались бы грязные пятна, ни одной половицы, на которой не пробовали бы развести костер. Все вокруг было покорежено, побито и пожжено, валялись листы, вырванные из книг, обертки от продуктов и недоеденные куски, пустые винные бутылки и смятые жестянки из-под пива.
На одной из стен висела большая рама с картиной, выполненной в светло-голубых тонах. Что именно на ней было когда-то изображено, рассмотреть не представлялось возможным, поскольку поверх краски на ней фломастером была нарисована кривая мишень, изъязвленная многочисленными разрывами.