Лабиринты чувств

Дубровина Татьяна

Повариха Нюра бежала сюда, как девчонка на свидание.

Быстро нажарит, напарит «домашнего» — неужели на работе не наготовилась? — и летит по улице, на ходу повязывая свой цветастый платок. Только крикнет на бегу:

— Девоньки, там пироги в духовке! Со шкварками!

Да какие пироги! Вся группа сбегалась поглазеть на это необычное зрелище.

Сначала просто так смотрели, а потом Юлька велела Косте потихоньку снимать женщин. Чтобы они не смущались и вели себя естественно, Костя всем показывал пустую камеру:

— Видите, нет кассеты. Это я так, от безделья. Чтоб форму не терять.

И к нему привыкли, перестали замечать нацеленный в лица глазок объектива. Порой даже дурачились, словно молоденькие, языки показывали… а потом махали ладошками и заливались озорным и в то же время смущенным смехом:

— Тю… Шо я, як сказилась!

Самой главной заводилой у них была бабулька лет восьмидесяти. Ее приводили на посиделки два внука, под руки. Она шаркала, едва передвигая ноги. А голос был молодой, звонкий…

Юлька просто онемела от удивления, когда бабуля подхватила свой куплет и вдруг в запале вскочила на ноги, прошлась по кругу, подбоченясь и потряхивая плечами…

Топится, топится в огороде баня… Женится, женится мой миленок Ваня. А мой Ваня женится, ну а мне не верится! А как обвенчается, любовь наша кончается…

И Юлька думала, что сбежит этот Ваня из-под венца, потому что не сможет устоять против такого задора… Какой уж тут конец — только начало!

Домой возвращались в темноте. Единственный фонарь горел у конторы на площади, но Нюра привычно находила дорогу.

— Тю, то Коломийцы опять шавку отпустили…

И как только могла она разглядеть в непроглядной тьме колесящего вдоль заборов песика?

— Нюра, — не выдержала однажды Юлька, — а почему вы все по-украински говорите? И песни поете…

— Так мы ж все переселенцы, — пожала плечами Нюра.

— Откуда? — удивилась Юлька. — Из горячих точек?

— Тю на тебя! С каких точек!

— А откуда же ты родом?

— Так отсюда, — в свою очередь удивилась Нюра. — Дед мой с бабкой сюда приехали. Здесь у нас все с Украины. Сосланные.

Нет, Юлька, конечно, знала о массовых репрессиях и переселениях. По у нее в голове не укладывалось, почему местом ссылки стал этот прекрасный благодатный край.

— Так то сейчас окультурилось, — пояснила Нюра. — А раньше тьмутаракань была, одно слово — Сучан. Сучья жизнь.

Сучан… Что-то знакомое… Ах, да… Мандельштам!

Нюра бережно вынула из шкафчика обернутый в газету томик.

Она задернула шторки на окнах и понизила голос.

— Идите сюда, девоньки, что покажу… Только не болтайте никому.

Она раскрыла книгу, и с титульного листа на Юльку глянул портрет… Осипа Мандельштама.

— Он тут тоже в ссылке был, — просвещала их с Валечкой Нюра. — Его Сталин за стихи… — Она выразительно махнула рукой.

Юлька с Валей переглянулись.

— Нюра, — осторожно сказала Юлька. — А чего ты боишься? Его теперь в школах учат. Почему ты говоришь шепотом? Смотри: издательство «Советский писатель», семьдесят восьмой год. Этой книжке скоро двадцать лет.

— Привычка, — улыбнулась Нюра. — Отец с мамкой так говорили. Шторы задернут и шу-шу, шу-шу…

— Я тоже люблю Мандельштама, — сказала Валечка. — Я в театральное поступала, его читала. Только провалилась…

— Так его петь надо! — воскликнула Нюра.

— Петь? — хором изумились девушки.

— Ну да… — Нюра подперла ладошкой щеку и уставилась в стену над их головами. — Ну… вот это…

Мы с тобой на кухне посидим… Сладко пахнет белый керосин… Острый нож, да хлеба каравай… Хочешь, примус туго накачай…

Она вздыхала в конце каждой строчки. А мелодия была по-народному тягучей, похожей на те, что пелись вечерами на поселковой площади.

Голос у Нюры осмелел, окреп и оказался таким сильным и звучным, что Юлька вдруг вспомнила девочку из ночного бара, которую снимала когда-то для новостей.

Тогда она считала, что сделала открытие, нашла новую звезду…

Но Анечка не выдерживала никакого сравнения с сучанской поварихой Нюрой. Нюра враз затмила бы ее, окажись они на одной сцене.

Только Нюрина сцена была здесь, на маленькой беленой кухне… И эта песня была о ее жизни…

А не то веревок собери Увязать корзину до зари, Чтобы нам уехать на вокзал. Где бы нас никто не отыскал…

Юлька сбегала за Костей, привела его с камерой, просто невозможно было упустить такой случай.

Нюра немного поломалась, потом выпила поднесенную Костей рюмочку и махнула рукой:

— А! Снимайте! По телевизору покажут?

— Покажут, — заверила Юлька.

— Вот и пускай эти профурсетки поучатся, как петь надо, — решила Нюра. — А то ни ноту взять, ни борща сварить не могут! В самом «Смаке» вышла одна, так ленивые вареники лепила. А еще с Украины! Позорище…

И они отсняли целую кассету этих странных, прекрасных, щемящих душу песен…

— Ну, Юлька, у тебя просто нюх на выгодный материал! — похвалил Костя.

— Само собой получилось, — поскромничала Юлька.