Лабиринты памяти
Шрифт:
– Надоело после тебя объедками питаться. – Доминик закатил глаза и отхлебнул из стакана. Его взгляд был устремлен в толпу танцующих. – Меня больше интересует Камилла. В этом году она расцвела. И попка что надо…
Алекс тоже посмотрел на мулатку-одноклассницу, щеголявшую в коротеньких белых шортиках, и ухмыльнулся.
– Не советую: слишком медленная, – бросил он.
Лицо Доминика вытянулось.
– Что-о? – Он толкнул друга в плечо. – Ты и там успел побывать? Когда?
Алекс рассмеялся.
– В прошлом году после первого матча. Она подошла ко мне и сказала, что поспорила со Стейси на сто
– Чушь! Уолш не стала бы спорить на такое.
Алекс развел руками:
– Стейси пыталась доказать, что я люблю ее.
– Вот дура! – Доминик еще раз посмотрел на Камиллу и вновь обратился к Алексу: – Неужели мой друг, тот самый друг, что сводит с ума всех девчонок своей смазливой мордой и не может пропустить ни одной юбки, вернулся?
– Эй, я всегда был здесь, – фыркнул Алекс, а сам вдруг подумал о том, что «сводить всех с ума» давно уже не приносит ему никакого удовольствия.
Доминик закатил глаза:
– Последние три месяца я думал, что ты потерян для общества. Твоя Харт-Вуд затягивала поводок все туже и туже.
– Не моя, во-первых, – Алекс придал голосу равнодушие, – и нет ее здесь.
– Это во-вторых, – прыснул Доминик.
– Да, – отстраненно кивнул Алекс, бросив взгляд на входную дверь. Конечно, она не придет. Он обидел ее своим предположением, в которое и не верил даже. Он просто искал повод отстраниться, внемля доводам Мари о том, что эти отношения ни к чему хорошему не приведут. В этом Ника была права. И еще в том, что он трус. Какой бы она ни была, какие бы цели ни преследовала и что бы к нему ни чувствовала на самом деле, она никогда не боялась быть честной. Зачастую бестактной, но честной. Говорила то, что думала, просила прощения и шла навстречу. Алекс так не мог. Не умел или просто разучился – уже не помнил. За минувшие каникулы он даже не набрался смелости ей написать. Все кормил себя отговорками: вот увидимся, тогда лично скажу, извинюсь, если надо, на колени встану. Потому что, несмотря на аргументы сестры, хотя бы себе врать не мог: Ника была ему нужна, с ней он пытался стать лучше, пытался контролировать этого зверя внутри и позволил себе мечтать о будущем, которого раньше сторонился. О своем будущем в этом мире.
Хмурый взгляд Доминика вывел его из задумчивости, и Алекс улыбнулся ему. Все хорошо. Друг скептически цокнул, потом пожал плечами и поспешил сменить тему. Впрочем, как и всегда. К ним подсели ребята, и все вместе они пустились в воспоминания из цикла разбитых сердец в пансионе.
– Только когда Мари по телефону сообщила тебе, что отстригла свои локоны, ты бегал по школе и вопил, что не будешь встречаться с парнем, – сквозь смех припоминал Патрик Доминику.
– Она сказала, что почти лысая, – пытался оправдаться тот.
Ребята заржали.
– Когда эта лысая вернулась с каникул в мини-юбке, ты другие песни пел, – сквозь смех сказал Алекс.
– Но было уже поздно, – дипломатично заметила Мари, закидывая руку на плечо Доминику, и Алиат запечатлел на ее щеке смачный поцелуй. Новая волна смеха слилась с грохотом музыки.
– Кто бы мог подумать, что вы были парой, – сказал Патрик.
– Всего-то жалкие две недели, – хмыкнул Доминик, – а потом она отшила меня. – Он скорчил рожицу Мари и шутливо стряхнул ее руку со своего плеча.
–
Вскоре заводной бит Fall Out Boy сменился печальным репертуаром Ланы Дель Рей, и девчонки поспешили затащить парней на танцпол. Мари увлекла Доминика на середину зала, и они закружились в карикатурном вальсе, сбивая все на своем пути.
– Потанцуй со мной. – Стейси с улыбкой поджала губы и протянула Алексу руку.
Он улыбнулся в ответ, обнял ее за талию, и они стали медленно раскачиваться в такт меланхоличной мелодии.
– Помнишь восьмой класс? – спросила Стейси. – Твой первый год в пансионе. Я, когда увидела тебя, просто голову потеряла.
– Стейси, замолчи, завтра ведь жалеть будешь, – мягко сказал Алекс.
– Не дрейфь! Я взрослая девочка и все прекрасно понимаю, просто мне приятно вспоминать о своей первой любви, вот и всё.
Алекс посмотрел в ее глаза и не смог сдержать улыбки: она была пьяна, отчего долго не могла сфокусироваться на его лице, да и вообще, возможно, плохо понимала, где находится.
– На первом уроке английского в каком-то обсуждении ты обмолвился о своей любви к белым юбкам, и я попросила маму купить мне десять разных. – Стейси вдруг остановилась и ткнула пальцем ему в грудь, а потом рассмеялась.
– Но из-за формы тебе приходилось носить их только по вечерам. Я знаю, – улыбнулся Алекс.
Стейси перестала смеяться: в один миг ее лицо стало очень серьезным.
– Помнишь, мой первый раз… это было здесь три года назад.
Алекс с шумом выдохнул. Правда в том, что дальше прелюдии ничего не зашло, но кто-то из парней, Доминик или, может быть, Патрик, сделал свои выводы и разнес по школе, а Алекс тогда только-только начал чувствовать себя уверенно в их компании и не стал оспаривать. Масло в огонь подлила и сама Стейси: рассказывала всем, что они встречаются, а у него и в мыслях этого не было. Она чувствовала себя униженной и на две недели уехала из пансиона домой. С того дня многое изменилось. Алекс жалел о случившемся. Стейси была для него милым другом, эдакой кузиной, о которой хотелось заботиться и обнимать, когда ей грустно. Он очень ценил ее верность и меньше всего хотел быть причастным к ее горестям.
– Ты прости меня. – Алекс мягко отстранился от Стейси. – Такой вот я говнюк.
– Было и прошло, – отмахнулась она. – Меня ведь никто не заставлял.
Лана Дель Рей закончила петь, и комната вновь загремела. Кто-то засвистел, и толпа в один миг оживилась. Краем глаза Алекс увидел Аду и Патрика, страстно целующихся у лестницы, и поборол желание дать другу совет держаться от нее подальше.
– Я люблю тебя, Маркел, что поделать. Но ты любишь ее, да, любишь Харт-Вуд? – будто издалека донесся голос Стейси.
На мгновение Алекс растерялся. Неужели она хочет поговорить о Нике? Он всегда знал, что девушки безумны, когда пьяны, но не до такой же степени.
– Стейс… – протянул он.
– Давай отвечай! Ты мне должен за мою невинность.
– Невинности я тебя не лишал.
– Вот именно!
– Нет, не люблю, – с ухмылкой ответил он.
– Тогда почему не отходишь от нее? Я же вижу, тебе крышу сносит так же, как мне когда-то. Думаешь, никто не видит? Да вся школа гудит о том, что ты повернулся на ней. Почему? Что в ней такого?