Ладейная кукла (сборник)

Лацис Вилис Тенисович

Дзинтра молчала. Коричневая грудь ее вздымалась спокойно и ритмично.

— Слушай, Дзинтра, когда вся эта катавасия кончится, как с нами будет?

Дзинтра повернула голову и, открыв глаза, с улыбкой долго смотрела на него.

— И теперь ты прикидываешься, будто ничего еще не понял? — Дзинтра села и положила прохладные ладони на горячую грудь. — Тебе бы надо быть посамостоятельнее, — задумчиво сказала она. — Потому что теперь должен решать все ты, теперь ты уже не Ильзин Янис…

Белый корабль на горизонте далеко не ушел. Прищурясь, Янис смотрел вдаль, а мыслями был здесь, с Дзинтрой, понимая, что вся его дальнейшая жизнь будет совсем иной, что теперь с ним всегда будет Дзинтра,

которая угадывает и понимает любую его мысль, любое невысказанное слово, требуя за это всего, что от любимого человека можно требовать. Янис не думал сейчас, много это или мало. Так далеко он не заходил. Сердце наполнилось силой, более того, он ощущал неизведанную ранее гордость, что он мужчина, что у него есть женщина, сильная и умная женщина, которая ему доверяет, которая живет его силой и лаской, что радость и счастье, и все, все дается им обоим в одинаковых долях, каждому свое, но всегда общее, пока они ходят и живут на этой земле, под этим небом, под солнцем и в ночи…

Когда Янис склонился над Дзинтрой, она раскрыла растрескавшиеся от солнца губы и, как будто она размышляла вместе с Янисом, сказала: — Потому ты и мой, чтобы я могла тебя любить…

Янису уже тесно было в нагретой за день сторожке, мало было провожать и встречать суда. Руки его требовали дела, хотелось морской свежести, и он пошел к Зирнису.

— Пусти меня в море, — сказал он, стоя посреди кабинета и потирая ежик волос. — Не могу я больше ждать. Работать хочу!

— Вон что… А как же с дальним рейсом? Значит, пусть Тобиас идет! Нет уж, фига! Через четыре дня траулер будет дома, а ты укладывай давай мешок! — Зирнису было некогда долго разговаривать. — Да, погоди! — окликнул он Яниса, когда тот был уже у двери. — Это, может быть, она, эта с бедрышками, при машине которая, голову тебе морочит? Кто это к тебе по ночам бегает?

Улыбка на лице Яниса погасла.

— Да ладно, ладно, это я так… — Зирнис попытался превратить все в шутку. — Ты бы, как ночной сторож, должен такие дела пресекать, а ты… Скоро вас по телевизору будут показывать, какая у вас любовь… Точка. Хватит. Четыре ночи в твоем распоряжении, ночной сторож. В твоем возрасте они пройдут как одна, а работа никуда не убежит. Будь здоров, Янис Церп, собирай манатки!..

Вечером к сторожке пришли Паула с Кристом. У обоих на локте висели белые шлемы.

— Мотоцикл мы оставили у ворот, — вместо приветствия сказал Крист. Паула ничего не сказала. Сев на ступеньку, она достала сигареты, и они с Янисом закурили — серое облачко дыма недвижно висело над их головами. Вечер был тихий. Теплый и тихий. Чайки вниз головой падали в тихую воду и, вынырнув, долго приводили в порядок перья на спине. От Паулы пахло духами, и Янису припомнилось его возвращение — охапка сирени, смущенный взгляд, Паула в углу дивана, голос Казимира в трубке… И как Дзинтра в ванной выжимала промокший лифчик… Все это пробудил запах, чуть слышно струившийся от Паулы, которая молчит, которая опять со своим Кристом, с тем самым Кристом, который несколько дней назад всхлипывал здесь на лежанке. И никто ничего не сказал и не спросил, потому что жизнь продолжает идти вперед и в молчании, и это хорошо сознавать.

В дальнем углу причала шла кучка людей. Они долго сидели в буфете, но этого показалось мало, и вот они пошли на судно, и в карманах у них булькают бутылки. Ночь пройдет у них в глубокомысленных разговорах и с песнями, которые можно петь только на судне, когда жены спят дома подле детей, когда выдалась свободная ночь, такая, как эта, когда с моря находит гроза…

— Какая удивительная ночь, — сказала Паула, глядя вдаль, где над морем вспыхивали зарницы. — Если гроза придет сюда, она

многое смоет… Мы сегодня не будем спать, Крист? Так давно не было настоящего дождя…

Паула встала. Поцеловав Яниса в щеку, она улыбнулась в темноте и тонкими пальцами пожала его плечо. Крист уже уходил, когда горячее дыхание Паулы тихо шепнуло Янису: — Я опять ваша, Янис Церп, можешь быть за меня спокоен…

Прощаясь у ворот, наконец-то заговорил и Крист.

— Вчера мы были у Дзинтры. Немножко повеселились… Она и сказала, что ты уходишь в море… Вот и приехали… Проститься, так сказать… — но ведь не это Крист собирался сказать, и Янис помог ему:

— Мы поженимся. Так я решил. И она даже пикнуть не посмеет.

— Такие уж мы, Церпы, и есть, чертогоны, — сказал Крист, уверенный в правоте своих слов.

— Да, — подтвердил Янис. — Так ведь, Паула?

— Да уж конечно, мальчики! Ах ты, господи, она уже тут!..

И Паула с Кристом нахлобучили шлемы. Гроза была уже рядом — с моря потянуло прохладой, приближался дождь и молнии. И ночь вокруг была темная, готовая к грозе.

Вернувшись в порт, Янис сел на привычное место на свае. Вокруг была черная тишина. И вот над темной водой и редкими траулерами пронесся какой-то вздох. Не успел он стихнуть, как во всю свою ослепительную мочь полыхнула молния, ударив в застывшую воду. Возник белый клуб пара, словно раскаленная звезда упала туда, и грохот яростной волной сшиб Яниса со сваи. В порту погасли фонари, но темноты не было — молнии прыгали и оглушительно полыхали одна за другой.

И тут в дальнем конце порта, от траулера, к которому прошла горластая кучка рыбаков, грянула песня. Грянула она одновременно с первыми потоками дождя. При свете молний на палубе стояли рыбаки и пели. Старая песня. Иной раз кажется, что забыли уже ее, что никто больше не помнит, а потом вдруг, как вот этот гром, грянет — вспомнили, запели полной грудью:

Рыбак на утлом челноке Уходит в даль морскую, Что ждет его там, вдалеке…

Дождь и гром норовили заглушить их, но рыбаки хорошо прополоскали сегодня глотки! Какие-то слова непогоде удавалось смыть и унести, но песня все равно не смолкала:

Неужто бури устрашась, Бессильно руки сложим? Все та же будет цель для нас И все мы превозможем! Пусть парус в клочья рвет — И все ж рыбак плывет…

Дождь обрушился стеной, но гром хрипло громыхал уже где-то далеко за портом, все стихая и стихая. И рыбаки на палубе смолкли, полезли в светлый кубрик, и над темным портом плескался уже один грозовой ливень, теплый и сильный.

Янис вновь сел на сваю, махнув рукой на то, что он насквозь мокрый, сидел, напевал под нос песенку, которая уже не выходила из головы, и так — промокший, со спокойными мыслями — встретил серый рассвет и траулеры, медленно возвращающиеся после грозовой ночи.

В воскресенье вечером к Янису в сторожку пришла Ильза. Дзинтра только что привезла ужин и теперь, сидя на ступеньке, молча смотрела, как Янис ест.

Ильза вела за руку маленького Оскара. При виде Дзинтры она остановилась. Рука Яниса с ложкой замерла на полпути. Женщины смотрели друг на друга, и только они в эту затянувшуюся минуту знали, о чем они сейчас думают. Никакие объяснения или знакомство не были здесь уместны, поэтому Янис просто не знал, что можно сейчас сказать и как ему действовать…