Ладья викингов. Белые чужаки
Шрифт:
Ранним утром, когда Асбьерн еще спал, а Орм был занят другими делами, Магнус тщательно обыскал драккар. Под предлогом поиска доказательств предательства он и его люди едва не разобрали корабль по бревнам. Подняли каждую доску палубы, заглянули в каждый темный угол. Они нашли игральные кости, несколько монет и маленькую статуэтку Тора, которая завалилась за ахтердек. Но короны они не обнаружили.
Орм вновь присел, всматриваясь в окровавленного Орнольфа, затем выпрямился.
– Этот бесполезен. От него мы ничего не добьемся.
– Оставь его мне, –
Орм перевел взгляд с Орнольфа на Магнуса. Магнус знал, что Орм повсюду видит предательство, что, впрочем, его не удивляло. Он действительно был окружен предателями.
– Что еще ты надеешься из него вытянуть?
Магнус пожал плечами.
– Узнаю, когда вытяну.
Орм колебался, его откровенное недоверие к Магнусу боролось с желанием получить хоть какие-то достоверные сведения от толстого ярла.
– Хорошо, – сказал Орм наконец. – Дай мне знать, скажет ли эта свинья что-нибудь интересное.
С этими словами он быстро вышел из комнаты.
Магнус проводил его взглядом, затем сел, расслабился и принялся ждать, когда Орнольф немного восстановит силы. Корона Трех Королевств представляла не меньшую угрозу для правления Орма, чем тот же норвежский флот. Именно поэтому Орм так отчаянно стремился ее заполучить. И именно поэтому Магнус собирался оставить ее себе, если сумеет выяснить ее местонахождение.
Когда дверь наконец открылась, закат уже давно миновал и дух волка вонзил в Торгрима свои зубы.
Торгрим прислонился спиной к дальней стене, неподалеку от метавшегося в поту Харальда. Его товарищи отодвинулись подальше, опасаясь находиться рядом с ним, когда он в таком настроении.
При звуке открывающейся двери Торгрим поднял взгляд. За несколько часов до этого им вернули Орнольфа в таком состоянии, в каком Торгрим его еще никогда не видел, а Торгриму доводилось видеть Орнольфа Неугомонного изрядно потрепанным. Он было подумал, что теперь настала его очередь. И он не собирался им помогать.
Первым вошел стражник, который в правой руке держал меч, а в левой – чадящую лампу с тюленьим жиром. Кто-то из спавших вскинулся и, ворча, заслонился от ее слабого света. Торгрим узнал охранника, которому предложил золото. Тот шагнул в сторону, и за его спиной появилась женщина, закутанная в плащ с капюшоном. Торгрим вскочил.
– Я привел целительницу, – сказал охранник, когда Торгрим приблизился.
Он запер за собой дверь, явно нервничая. Торгрим не знал, кого он боится больше – пленников в комнате или стражников снаружи.
Торгрим взял у него лампу, с трудом подавив острое желание вогнать носик светильника в сердце стража, и передал ему обещанную золотую монету, а затем вторую.
– Вот еще одна, ее дали мои люди, – едва сдерживаясь, сказал Торгрим. – Прими нашу благодарность.
Стражник кивнул. Он выглядел довольным, несмотря на смятение, и Торгрим был рад, потому что этот человек мог понадобиться ему снова.
– Безопасность рабыни в ваших руках, – сказал стражник и исчез за дверью.
Торгрим повернулся к целительнице, которая вскинула руки и сбросила скрывающий ее лицо капюшон. Викинг ожидал увидеть сморщенную старую каргу – у северян все целительницы были такими, – но эта женщина выглядела совершенно иначе. Она была молода, не старше двадцати лет, как показалось Торгриму, и красива, несмотря на худобу и слишком большие глаза на узком лице.
Она посмотрела на него с таким вызовом, что, будь на ее месте мужчина, ему бы не поздоровилось, учитывая то, в каком настроении пребывал Торгрим. Но на женщину – тем более женщину, способную исцелить Харальда, – он реагировал по-другому.
– Меня зовут Морриган, – сказала она. – Я рабыня Орма.
– Ты не из данов, – заметил Торгрим. Она говорила на северном наречии, но со странным акцентом.
– Нет. Я ирландка.
– Откуда же ты знаешь наш язык?
– Когда мы с братом были маленькими, мы жили среди вас, северян, в Йеллинге. А теперь я стала рабыней. Вначале у фин галл, теперь у Орма. – Она пыталась скрыть горечь в голосе. Торгрим знал, что из ирландцев получаются хорошие, спокойные рабы. Эта явно была исключением.
– Ты пришла сюда с разрешения Орма?
Морриган улыбнулась.
– Конечно нет. Он жестоко меня накажет, если узнает об этом.
Торгрим ощутил, как дух волка начинает развеиваться, словно утренний туман. Было нечто такое в этой рабыне, что влияло на духов и заставляло верить, что она умеет исцелять.
– Меня зовут Торгрим сын Ульфа. Тебя наградят за смелость, – заверил он девушку. – Пойдем.
Он провел ее к дальней стене, где на мехах и плащах лежали раненые. Первым был Олвир Желтобородый с глубокой рубленой раной, шедшей от плеча через грудь до самого живота. Без повязок рана выглядела жутковато, как канава в белом песке.
Морриган села рядом, поставила свою большую корзину на пол и начала исследовать рану, присматриваясь, принюхиваясь, ощупывая. Торгрим поднес лампу поближе. Спящий Олвир заерзал и застонал.
– В этой ране уже поселилась гниль, но, возможно, еще не поздно, – тихо сказала Морриган. Торгрим не понял, к нему ли она обращается или к самой себе. Он не ответил.
Она достала из корзины какой-то пушистый клубок.
– Паутина, – пояснила она, словно думала, что Торгрим ей не доверяет.
Очень осторожно Морриган размотала мягкий сверток и залепила им рану Олвира. Глаза его широко раскрылись от изумления, он попытался сесть, но Торгрим удержал его за плечо.
– Не двигайся, Олвир Желтобородый. Эта рабыня – целительница.
Олвир застонал и снова улегся. Морриган уверенными движениями вытащила из корзины скатку льняной ткани и небольшую баночку с маслянистой мазью. Покрыв этой мазью ткань, она положила ее на рану Олвира.
– Это припарка из тысячелистника. Большего я сделать пока не могу, – сказала она. – Нужно подождать и посмотреть, как пойдет исцеление.