Ладья викингов. Белые чужаки
Шрифт:
Для королевского посланца тот имел весьма неприглядный вид. Одежда его была разорвана и запятнана кровью, волосы и борода слиплись в колтуны. В прорехах виднелись повязки. В свете пламени очага Маэлсехнайлл заметил нездоровую бледность на лице гостя. Его сопровождали два юных пастушка, на плечах которых он, похоже, повис всем своим весом.
Гость явно ступал с трудом, но Маэлсехнайлл не сделал ни шага навстречу, заставив того пересечь весь зал.
Наконец все четверо прибывших – Фланн, лейнстерец и пастухи – остановились перед Маэлсехнайллом. Пастухи опустили лейнстерца на колени
– Государь Маэлсехнайлл мак Руанайд! – Голос у лейнстерца оказался сильным, несмотря на его состояние. – Меня зовут Кербалл мак Гилла, я руи ри клана Уи Муирдайг. Я прибыл из Лейнстера по приказу короля Ниалла Калле. И я единственный выживший из его посольства.
С минуту Маэлсехнайлл молча смотрел на него, и никто другой не смел проронить ни слова. Наконец король заговорил:
– Ты привез Корону Трех Королевств?
– Государь мой Ниалл велел доставить вам корону. Но по пути нас атаковали фин галл и похитили ее. Остальные… погибли. Нас перерезали, как овец.
– Ты лжешь, – сказал Маэлсехнайлл. – Мы поймали и убили северян, поджидавших ваше посольство в засаде. У них не было короны.
Кербалл мак Гилла встретил взгляд Маэлсехнайлла, не дрогнув.
– Нет, господин. Король Ниалл подозревал, что северяне устроят засаду на той дороге, поэтому послал нас морем. Мы попали в шторм и уже решили, что погибнем в буре, когда на нас напали норвежцы. Мы сражались до последнего бойца. Северяне бросили меня умирать, но милостью Господа я сумел выжить. Мой куррах выбросило на берег в бухте Барнегираг, где меня нашли эти люди. – Он кивнул на двух пастухов, которые с опаской взглянули на короля.
И вновь повисла тишина. На сей раз ее нарушила Бригит. Она шагнула вперед, взяла Кербалла за руку и помогла ему подняться.
– Ты с честью выполнил свой долг, Кербалл мак Гилла, – сказала она. А затем повернулась к слугам Маэлсехнайлла: – Отведите досточтимого Кербалла в гостевые комнаты королевского дома, пусть его как следует накормят и обработают его раны. А пастухам дадут поесть на кухне. – Обратившись к последним, она добавила: – Я сама прослежу, чтобы вас наградили за службу.
Слуги заняли свои места по сторонам Кербалла мак Гилла, и небольшая процессия медленно двинулась прочь из зала. Маэлсехнайлл ничего не сказал. Когда они скрылись за дверью, он повернулся и пронзил взглядом переминающегося с ноги на ногу Фланна мак Конайнга.
– Как фин галл смогли захватить Корону Трех Королевств и почему я об этом не знал? – процедил Маэл сквозь зубы. Низкое рычание в его голосе свидетельствовало о том, что он всерьез разозлился. – Почему северянам известно о короне больше, чем мне?
– Государь… я не знаю. Морриган не прислала ни слова. Либо она ничего не слышала, либо с ней что-то случилось.
– Выясни. Ты, лично. И быстро.
– Да, господин Маэл.
Фланн поклонился и попятился к выходу. Он осмелился повернуться к королю спиной, лишь отойдя на безопасное расстояние, после чего бросился прочь из главного зала.
– Теперь ты не будешь атаковать Лейнстер? – Бригит умела задать вопрос так, что он звучал наполовину утверждением, наполовину приказом.
– Мы подождем вестей от Фланна. – Маэлсехнайлл взглянул дочери в глаза, пытаясь принять угрожающий вид. – А ты не суй свой нос в дела мужчин!
– Да, отец. – Судя по тону, угроза ее ничуть не впечатлила.
Глава одиннадцатая
Глупый не спит всю ночь напролет в думах докучных…
Удар копья не убил Харальда сына Торгрима. В нем текла кровь Торгрима Ночного Волка и Орнольфа Неугомонного, а это значило, что его не так-то просто отправить на тот свет. Однако вскоре пришла лихорадка – безмолвный ночной убийца. И она испугала Торгрима больше, чем глубокая незаживающая рана на плече Харальда. Та лишь нанесла физический урон телу его сына, а вот лихорадку напустили духи, которых он не мог увидеть и с которыми не знал, как бороться.
Их держали в большой комнате огороженного частоколом форта. Судя по огромному тяжелому столу, стоявшему посредине, здесь когда-то располагалась столовая гарнизона. Харальд вопил от боли, когда его волокли сюда с палубы «Красного Дракона», а Торгрим, теряя сознание, с гудящей головой, еще пытался драться. Крики сына жалили его куда сильнее клинка.
Воины Магнуса бросили их в эту комнату, к другим членам команды драккара.
Из шестидесяти трех викингов, отправившихся в Дуб-Линн с Орнольфом Неугомонным, уцелел пятьдесят один. Вефорд Быстрый погиб на куррахе. Двое умудрились до смерти упиться дареным медом Магнуса. Еще девять, проснувшись, как и Торгрим, от прикосновения копий к горлу, ввязались в драку и уложили дюжину солдат Магнуса, прежде чем отошли в Вальгаллу. Еще четверо попали в тюрьму ранеными.
Бывшую столовую никто не назвал бы идеальной тюрьмой, поскольку в ней было слишком много окон, но, похоже, она оказалась единственным помещением, способным вместить всех пленников.
Три дня они провели в заточении. И условия были ужасными. Кормили редко – протухшей едой. Раненым оставалось лишь терпеть боль, поскольку товарищи ничем не могли им помочь. Двое уже томились у врат Вальгаллы, без всякой надежды на погребальные почести.
Орнольф Неугомонный большую часть времени бесновался, но, поскольку выпивки им не давали, на трезвую голову его ругань чаще походила на жалобы. Впрочем, не менее громкие, чем обычно.
Они не знали, что их ждет впереди. Никто не приходил к ним в тюрьму, кроме трэлла, носившего им еду.
Тем не менее Торгрим сын Ульфа всячески пытался поднять боевой дух своих товарищей. Он славился этим врожденным умением, которым обладал, пока солнце сияло на небе и дух волка не вступал в свои права.
На четвертый день заточения Торгрим взобрался на стол. Это уже стало частью ежедневного ритуала.
– У меня есть песнь о великой битве в медовом зале! – выкрикнул он.
Он собирался прочесть полные мрачной иронии стихи о событиях той хмельной ночи, когда их всех предали.
– Давай же, Торгрим! – крикнул в ответ Снорри Полутролль, и остальные согласно загудели.