Лагерь у моря
Шрифт:
— И что дальше? — спросил мужик в камуфляже, поглаживая кобуру. — Задержание для допроса? Или посерьезней?
Человек в форме многозначительно замолчал: да, святыми они далеко не были, иногда приходилось действовать даже за гранью широких полномочий, и здесь они вполне могли устроить похищение нескольких отдыхающих и допрос с пристрастием. Тем более, так много препаратов, от которых память о прошлых днях отшибает напрочь…
Но в этот момент устройство в руках у ученого пискнуло, завершив анализ, и, глянув на экран, человек в халате замер. На его лице застыло смешанное выражение ужаса и любопытства. Он посмотрел на удаляющихся в сторону корпуса Дока и девушек, подумал, и…
—
— Но почему? Кто сказал? Начальник связался? — удивился вояка: обычно за их широкими спинами умники действовали без малейшего страха.
— Вот кто сказал! — яростно ткнул ученый в экран датчика.
Всмотревшись в экран, военный протер глаза, проморгался, ещё раз посмотрел. Быть того не может!
— Коэффициент аномалии. Девяносто два процента? — не поверил он своим глазам и отдернул руку от оружия: сейчас идея применения силы казалась бойцу страшной, несмотря на обширный боевой опыт и десяток верных солдат за спиной. — Но… но ведь… на Бермудах было тридцать?! А там была трещина в реальности, засасывающая целые корабли!
— Будем наблюдать, не напрямую. В конце концов, это простые гражданские, у них есть телефоны, интернет. Сейчас, в двадцать первом веке, можно узнать о человеке всё — было бы время и навыки, — глубокомысленно изрек человек в халате.
Спустя десять минут в лагере не осталось ни одного человека в форме, кроме удивленных охранников.
А четверо людей, даже не подозревающих о том, что происходит, отправились…
Как же замечательно — идти в окружении трех таких солнышек! В такие моменты как никогда хочется, чтобы вот это вот счастливое мгновение — длилось вечно. А почему бы и да? Вечность нет, но продлить удовольствие вполне реально.
— Шифт.
Время застыло, а вместе с ним и три мои прекрасные спутницы, я же просто смотрел, смотрел, запечатлевая в память каждую деталь. Рано или поздно смена кончится, и они все уедут. Разве что Алиску я попытаюсь забрать с собой. Но ещё не факт, что она согласится связать свою судьбу с таким человеком. И даже если когда-нибудь, когда я снова буду сидеть один, глядя на снег и холод за окном, эти воспоминания будут моим теплом.
Славя, такая активная, такая яркая, слово «красивая» по отношению к ней звучит просто бледно — прекрасная, да, это подходит лучше. Облаченная в свой спортивный костюм, с обтягивающим топиком, она казалась скульптурой, шедевром, а не просто девушкой из плоти и крови. Шифт поймал момент, когда Славя делала шаг вперед: сила, грация, сверкающая первозданной красотой атлетка, чьи золотые волосы сияли в лучах утреннего солнца. Ульяна, этот рыжий комок энергии в майке и шортиках: так и хочется потискать, погладить, поиграть с ней, ещё совсем юная, но уже страшно представить, насколько она будет великолепна года эдак через три. Ульянка застыла в момент, когда поворачивала голову: ясные, пронзительно синие глаза с детской непосредственностью осматривали окружающий мир, и он в них отражался чистым, как и нетронутая пороком и цинизмом душа Ульянки. Алиса. В мастерке и спортивках, на первый взгляд — типичная пацанка. Но если смотреть глубже — там, за показной активностью, или даже агрессией, кроется ранимое и нежное сердце. Наверное, не лишено смысла мнение, что противоположности притягиваются. Иначе как объяснить наши с ней отношения? Алиса — это пламя, янтарное пламя, способное обжечь, но, стоит только к нему потянуться, открыться — и оно согреет тебя, словно самые теплые объятия. А я — я это я, как говорила одна моя хвостатая знакомая. Сам последнее время не понимаю, что я такое. Иногда, из глубин сознания, накатывает нечто странное. Такое, что в пору самого себя побаиваться.
Как там говорилось? Остановись,
— Девчата. Как насчет прогулки на холм, к обсерватории? — весело сказал я. И правильно, малышки сейчас наслаждаются летом, не стоит переносить на них свои думы.
— Ура! Там и сверчков можно наловить! — загомонила мелкая, правда, не уточняя, зачем они ей. Сомневаюсь, что Ульяна приверженка экзотической кухни. Те же жители Новой Зеландии, по-моему, жрали всё, что имело неосторожность при них пошевелиться.
«А то, что не шевелилось, они шевелили, и жрали», — добавил шиза.
— Я бы с удовольствием, но мне ещё зарядку в спортзале вести, — с таким искренним огорчением сказала Славя, что сомнений в её честности не оставалось. И как у неё так выходит? — Эти лентяи и лентяйки пробегут пару кругов, и уйдут спать, если их не проконтролировать! — и Славя летящей походкой удалилась в сторону спортзала. А я подумал, что многие так называемые лентяи ходят на утреннюю разминку только для того, чтобы их «погоняла» светловолосая валькирия. И, положа руку на сердце, я их понимал…
— Прямо сейчас пойдем? — спросила Алиса.
— А что? Ты не хочешь? — расстроился я.
— Не то чтобы не хочу, но… Давайте вы без меня, а я догоню скоро, даже соскучиться не успеете.
— Ок, но смотри, мы с Доком будем тебя ждать, — мелкая хитро прищурилась, — а то, кто знааааает, что может произойти с бедной беззащитной девочкой, наедине с мужчиной, вдруг у него на уме какие-нибудь пошлости…
И Ульянка, говоря слово «пошлости», так натурально прижала ладошки к подбородку и наивно заморгала, что я прямо почувствовал себя угнетателем невинных.
«Да она подкалывает!»— восхитился шиза, который любил разбавлять рутину будних дней чем угодно, лишь бы было не пресно.
— Я-я-я н-н-ни о чем таком и не думала! — покраснела Алиска — мда, шпион бы из неё не вышел, тело выдает её с потрохами — и, чуть ли не бегом, устремилась к корпусу.
Ну и ладненько, надеюсь, она к нам действительно присоединится, не стоит на девочку давить, а пока…
— Итак, товарищ Ульяна! — став в стойку смирно, громко сказал я мелкой, — ждать здесь, две минуты. Врага не подпускать! Стоять насмерть, и после!
— Есть, гражнинначальник! — вытянулась в струнку мелкая, и даже честь отдала, отсалютовав правой рукой.
«Ха. Честь отдала. Звучит», — вот я так и знал, что шиза это прокомментирует.
Быстрым шагом, стараясь не особо гнать, я дошел до своего кабинета, открыл холодильник и достал баночку варенья. Обещал же Ульяне сладкое, а я своим словом дорожу. Захватить складной ножик, ложку, сложить всё в большой бумажный пакет. Отлично. Теперь пункт два. Добравшись до столовой, где повара только-только начинали топить печи, я выменял пару пачек глицина на пакет свежих, привезенных утром, сдобных булочек и бутылок чая. Их готовили не в лагере, и именно благодаря этому булочки и чай сохраняли главный статус еды — «съедобно». Да и повара легко шли на бартер: ценили они всякие травки, которые я собирал, да витаминчики из личных запасов.
«Наверняка, делают из них особо страшные яды!»
Ульяна, увидев меня издалека, заранее помахала рукой, типа, не заблудись, Док, тут она я. Хотя, народ в лагере ещё большей частью спал, и не заметить одиноко стоявшую в лучах солнышка девочку мог только слепой. Так мы и пошли вдвоем, по лестнице на холм.
«По размеру, скорее, гора, а не холм, стоит заметить».
«Спасибо, внутренний зануда».
«Обращайся».
Ближе к концу пути мне стало тяжело дышать, всё-таки стоит заняться спортом, ну, когда-нибудь, наверное… Ульяна же порхала по каменным ступенькам, словно бабочка-переросток, и, будучи на несколько ступенек впереди, задорно подбадривала меня, вот зараза!