Лагуна фламинго
Шрифт:
Рахиль решила, что ей нужно поскорее уйти, чтобы не смущать бедняжку.
По дороге в Бельграно, к дому Гольдбергов, Руфь не произнесла ни слова.
«Нужно ее чем-то отвлечь, — подумала Рахиль. — Иначе она с ума сойдет от страха».
— Вы умеете готовить? — спросила она, когда они вошли в гостиную.
Глаза Руфи блеснули. Что в них было? Злость? Радость? Но девушка уже совладала с собой.
— Я была замужем, — неуверенно протянула она.
— Хорошо, значит, вы умеете готовить, — кивнула Рахиль. Она помолчала. — Муж с вами развелся?
Руфь опустила глаза.
—
Рахиль изумленно покачала головой. Руфь, взглянув на нее, медленно обвела взглядом комнату: дорогая мебель, ковры, картины на стенах.
— Знаете, вам этого не понять, — сказала она. — Мы любили друг друга, но нам нечего было есть. Наш… — Она запнулась. — Что же нам было делать? Умирать?
Рахиль помолчала.
— Что случилось потом?
— Мой муж взял деньги, чтобы спастись. А я уехала, чтобы спастись.
Рахиль показалось, что Руфь старается не смотреть на нее. Теперь у нее появилась возможность разглядеть девушку получше, и оказалось, что Руфь очень красива.
— Вы же знаете, каково приходится в нашей общине женщине, которая развелась с мужем. Они не поверили, что мой муж не хотел этого…
— Да, я знаю. Именно поэтому…
— Но вы тоже не верите мне, не так ли? А я пошла на это ради него и нашего сына.
— У вас есть ребенок?
— Прошу вас… Я не хочу об этом говорить. — Отвернувшись, Руфь подошла к окну.
Рахиль не стала настаивать. Позвав служанку, она приказала ей принести чай и печенье.
— Руфь поживет у нас некоторое время. Покажи ей дом.
Дженни повернулась к двери. Темноволосая девушка, стоявшая в проеме, неуклюже сделала книксен.
— Эй, давай без этих формальностей. — Улыбнувшись, она протянула Руфь руку. — Я Дженни.
Руфь кивнула, пожимая узкую ладонь девушки, и Дженни заметила, что брюнетка исподволь рассматривает ее. Да она и сама с любопытством смотрела на смущенную красавицу. «Наверное, — подумала Дженни, — Руфь из тех бедных евреек Восточной Европы, которых силой выдают замуж за сутенеров. С такими, как она, у мужчин нет проблем. Их легко заставить заниматься проституцией, ведь они полностью подчинены мужьям».
Ортодоксальные евреи признавали браки, если на свадьбе брачное свидетельство подписывали двое мужчин-свидетелей. Согласия женщины можно было даже не спрашивать. Бедность заставляла жителей Восточной Европы искать счастья в Новом Свете. Они верили, что там их ждет земля обетованная, а в итоге их принуждали продавать свое тело.
— Оставлю вас наедине. — Рахиль вышла из комнаты.
Дженни предложила девушке присесть и налила ей чашку чаю, но Руфь покачала головой, отказываясь от угощения.
— Ты говоришь по-немецки? — спросила Дженни.
Та кивнула.
— По-испански?
— Немного.
— Тогда будем говорить по-немецки. — Дженни улыбнулась.
Вскоре они многое обсудили. Руфь немного успокоилась, хотя все еще вела себя сдержанно. Похоже, она не могла поверить в то, что ей удалось сбежать из ада, где она провела целых три года.
В первый же вечер в доме Рахиль Руфь стала
— Что заставляет этих женщин жить в таких условиях? — Рахиль решительным жестом подняла руку. — Строгие религиозные правила, отчаянное экономическое положение целых семей и вера в то, что жены при любых обстоятельствах должны подчиняться мужьям.
Руфь молча разносила женщинам чай и выпечку.
— Конечно, — продолжила Рахиль, — правительства европейских стран, столь беспощадно критикующие Аргентину, говорят, что еврейское население само довело себя до нищеты. К тому же они подвергают евреев преследованиям. Так какой же смысл, — она обвела взглядом присутствующих, — возвращать этих бедняжек на родину? На какую судьбу это их обрекает? Кто защитит этих женщин, если на них уже отпечаталось клеймо проституции? К каким отцам, матерям или мужьям им возвращаться? Прибыв сюда, эти женщины стали изгоями, зависящими от милости государства. Мы и только мы можем предложить им дружбу и позаботиться об их спасении. Но для этого нам нужно оставаться непоколебимыми!
Присутствовавшие женщины зааплодировали, но все внимание Дженни было приковано к Руфи. Она ожидала, что девушку обрадует услышанное, но лицо брюнетки оставалось бесстрастным. Дженни даже показалось, что в ее глазах промелькнула насмешка.
Когда вечером Руфь отправилась в свою комнату, она чувствовала, что, хоть и устала, вряд ли сумеет уснуть. Лампа еще горела — женщина боялась темноты, как и в детстве. Ей придется объяснять новой хозяйке, почему все масло выгорает за один вечер, поэтому Руфь заставила себя потушить свет.
Какое-то время она, дрожа, сидела на узкой кровати. Обстановка комнаты была скромной, но Руфь это устраивало. Она не привыкла к роскоши. У нее никогда не было ни своего стола, ни собственной кровати.
Вздохнув, девушка встала и подошла к окну. На улице все было спокойно, да и во дворе она ничего не обнаружила. Если бы не страх, сад показался бы ей чудесным. Тут росли апельсины и лимоны, был даже маленький прудик с мостом. Вдалеке, за третьим патио, находились комнаты прислуги, ванная и поленница. Собственно, Руфь ожидала, что ее поселят там, но Дженни настояла, чтобы ей выделили комнату рядом с ней.
Сделав шаг в сторону, Руфь спряталась за занавеской, внимательно осматривая улицу. Перед ее внутренним взором вдруг предстал ее сын — круглое личико, огромные темные глаза, каштановые кудри. Руфь надеялась, что с ее малышом все в порядке.
На улице по-прежнему ничего не было, и Руфь заставила себя отойти от окна и юркнула в кровать, стараясь двигаться совершенно бесшумно. «Но ведь никто меня даже не услышит!»
Она забралась под тонкое одеяло и подтянула его к подбородку. Ей вспомнилась Ольга, хрупкая блондинка, которую вместе с остальными привезли в Росарио. Все ли с ней в порядке? Девушки успели подружиться, но внезапно их разлучили, и с тех пор Руфь о ней ничего не слышала.