Лагуна фламинго
Шрифт:
— Мне не нужна милостыня.
— А это и не милостыня, — голос Анны дрогнул. — Мы поддержим вас, пока вы сами не встанете на ноги.
— Но каким образом? — Джон поднял культю. — Как мне теперь работать?
— Можно научиться писать и левой рукой. А для чтения… — Анна осеклась, увидев, что Джон снова плачет.
Все его тело сотрясали рыдания. Анна не знала, что с этим делать.
Следующие несколько недель Джон медленно поправлялся. Он больше не плакал. Его охватило странное спокойствие, словно в нем затих какой-то голос. Если вначале Анна была потрясена его поведением, то потом к ней вернулась былая решимость. И, она
Однажды утром Анна подошла к кровати Джона и положила на кресло, стоявшее рядом, два костюма.
— Вы уже достаточно пришли в себя, сеньор Хофер. Вскоре вам придется уехать в Ла-Дульче и набираться сил уже там.
— В Ла-Дульче? Почему?
— Потому что там вас ждут Марлена и ваши дети.
Глава 4
В пампасах было предостаточно места для древнейшей в мире профессии. Время от времени мадам со своими девочками приезжали в Ла-Дульче или в соседние имения. Самая знаменитая из них разъезжала по равнинам на огромной повозке, запряженной быками. В честь прибытия этих женщин устраивали пышное празднество с танцами и пением. У повозки выставляли небольшие шатры, и мужчины покупали свечи — сколько горит свеча, столько времени они могли провести с девушками. В другое время проституток можно было снять только в кабаке.
Раньше Бланка тоже сидела бы в кабаке в ожидании клиентов, но теперь она больше не принадлежала к этому миру и держалась подальше от таких мест. Она не боялась встретить бывших знакомых, но и не ждала этой встречи. Ее жизнь изменилась, и Бланка не хотела оглядываться в прошлое. Теперь она была племянницей Эдуарда Бруннера, управляющего Ла-Дульче, и с прошлой жизнью было покончено. Иногда она вспоминала былые времена, вспоминала Йенса Йенсена, которому так и не вернула долг. Но все это было так давно. Девушка радовалась, что решила со всем покончить и отправилась в Ла-Дульче. Не стоило бояться встречи с тетей Анной. Та лишь посмотрела на Бланку, и на ее лице появилось изумление. «Густаво», — прошептала она. Анна подтвердила слова Корасон о том, что Бланка очень похожа на отца.
Первая встреча с Эдуардом тоже прошла очень удачно. К тому же Эдуард знал о том, что у Густаво есть дочь. Вздохнув, Бланка отогнала от себя воспоминания о прошлом.
К ней подошел Пако. В последнее время этот юноша не спускал с нее глаз. Он приезжал в Ла-Дульче так часто, как только мог — сейчас ему приходилось работать все больше. Бланка знала, что никто не любил ее так искренне, как он. Долгое время она и представить себе не могла, что такое бывает, но любовь Пако позволила ей позабыть о прошлом. Для него она не была шлюхой и никогда ею не станет. Она могла доверять ему. Улыбнувшись, Пако протянул ей ароматный empanada, пирожок с мясом. Сегодня с самого утра женщины возились в кухне, готовя одно вкусное блюдо за другим. В Ла-Дульче вновь устроили праздник — Артур наконец-то достроил новый большой дом. Кроме того, в стаде овец, которым он занимался, родилось больше ягнят, чем ожидалось. Эдуард даже нанял payador, бродячего музыканта, от которого все ожидали импровизаций и чудесных двусмысленных песенок.
— А ты знала, что слово «пампасы» позаимствовано из языка
Бланка покачала головой.
— Нет, не знала. — Девушка улыбнулась.
Пако действительно знал обо всем на свете. Они послушали игру payador, а затем пустились в пляс. Пако нравилось обнимать Бланку, кружиться с ней в танце. Впервые встретив ее, юноша был сражен ее красотой. А ее смех! Он обожал ее смех.
Натанцевавшись, они отошли в сторону, и Пако принес освежающий лимонад.
— Ты и правда хочешь стать адвокатом и бороться за права индейцев? — спросила Бланка, сделав глоток.
— Вначале я буду только помогать юристам, — уточнил он. — Мне еще многому нужно научиться.
Бланка задумчиво повертела стакан с лимонадом в руках.
— Но зачем? — тихо спросила она.
— Ну… — Пако улыбнулся. — Я метис, но индейцы — тоже мой народ.
«О господи… — подумала Бланка. — Я ведь уже знала человека, которого потеряла по этой же причине. “Мой народ”… — Девушка горько улыбнулась. — Ах, Хулио…» Она усилием воли отогнала от себя это воспоминание.
— Ты такой же белый, как и я, — решительно заявила она.
— Но это не так, — серьезно ответил Пако. — Они нас такими не считают. Посмотри на меня. И посмотри на себя. Мои глаза слишком черные, а кожа слишком темная.
Бланка задумалась. Да, может, он и прав, но разве это означает, что нужно бороться? Девушка вздохнула и произнесла первое, что пришло ей в голову:
— Но что, если бы я не хотела жить в таком мире?
— В том-то и дело, Бланка! Я тоже. Ты у нас теперь тоже стала фантазеркой и мечтаешь о другом мире? На одних мечтах далеко не уедешь.
— Ну уж нет. — Бланка решительно тряхнула волосами.
— Чтобы осуществить свою мечту, нужно что-то делать.
— Ну, не знаю… — Девушка покачала головой.
Она не хотела сражаться. Всю свою жизнь она с чем-то боролась.
Мина налила в кувшины лимонад и разложила на блюдах tamales, лепешки из кукурузной муки. Аннелия попросила помочь ей в кухне, но Мина была уверена, что мать просто хочет поговорить с ней. Поэтому слова Аннелии ее не удивили.
— Я вижу, как он на тебя смотрит, Мина. Будь с ним осторожна.
— Но мама… — Мине уже надоело говорить одно и то же.
Ей исполнилось двадцать пять лет, но у девушки складывалось впечатление, будто Аннелия по-прежнему считает ее ребенком. Мина уже давно поняла, что Эдуарда она не интересует. Он пригласил их с Аннелией в Ла-Дульче, но не по этой причине. Тут они были в безопасности. И не нужно было стараться ему понравиться. Никому не нужно было нравиться. Мина вздохнула.
— Пако любит Бланку. И на меня уж точно не смотрит.
— Ты хочешь сказать, что он предпочтет тебе эту черномазую?! Быть этого не может!
— Мама, что за слова ты используешь?! Ты раньше никогда так не говорила! И Пако вправе интересоваться кем-то кроме меня.
— Я же говорю тебе, ты ошибаешься.
— Нет. Пако и Бланка подходят друг другу. Кроме того, я не забуду Франка. И Пако об этом знает.
Мина вспомнила, как Пако после первой совместной поездки в Буэнос-Айрес на День Независимости спросил у нее, отчего она грустит.
Мать откашлялась.
— Но ты не ходила на площадь имени Двадцать Пятого Мая с тех пор… — с триумфом начала Аннелия.