Лагуна фламинго
Шрифт:
— Когда я был маленьким, — рассказывал муж Аполлонии Паулино, мечтательно улыбаясь, — мы ловили рыб и плавали в озере, охотились и воровали у пчел мед, а у соседей — арбузы. Наверное, я еще тогда заприметил Аполлонию. Она была настоящей сорвиголовой. А уж как на лошади скакала!
Дети в пампасах, как мальчики, так и девочки, рано учились ездить верхом. Аврора тоже начала обучаться верховой езде. Хоакин визжал от радости, сидя на руках у Марлены и наблюдая за сестрой. Иногда Марлена думала, что Аврора и Хоакин ведут тут совершенно иной образ жизни, чем в городе, в доме Мейеров-Вайнбреннеров. Здесь, в имении, они играли с детьми слуг, малышами, которых с первых лет жизни готовили к тому,
Эдуард скептически относился ко всему этому, но не вмешивался в дела своих подопечных. Когда Марлена рассказала ему о curanderas, он только засмеялся.
— По опыту могу сказать одно: либо эти проклятые травяные отвары тебя вылечат, либо ты задохнешься в их парах.
Многое в этом чуждом мире оставалось для Марлены загадкой. Например, гаучо отказывались скакать на кобылах, это считалось унизительным. Кроме того, женщинам ни при каких обстоятельствах не разрешалось ездить на лучших скакунах: существовало убеждение, что слабость женщины передастся животному и покалечит его.
— Говорят даже, что от этого конь может облысеть и стать совсем негодным. — Аполлония рассмеялась, увидев, что Марлена едва сдерживает возмущение.
Справившись с негодованием, девушка продолжила свои записи. Страницы в ее записной книжке одна за другой покрывались текстом.
А потом настал день, когда в Ла-Дульче приехал Джон.
Глава 6
Марлена, Эстелла, Бланка и Пако как раз вернулись с прогулки. Эстелла первой заметила Джона.
— Марлена…
— Что? — Девушка услышала волнение в голосе подруги, но сейчас была увлечена рассказом Бланки о Патагонии.
Патагония! По этой стране ездила Флоренс Дикси! Страна искушений и надежд, грубая, дикая. А за ней — Tierra del Fuego, Огненная Земля, край мира.
— Марлена! — уже настойчивее позвала Эстелла. — Он здесь!
— Кто?
— Джон! Марлена, Джон здесь!
— Что?! — Девушка оглянулась и замерла на месте.
«Джон. Это и правда Джон».
Джон Хофер о чем-то беседовал с Эдуардом, сидя на террасе. Заметив Марлену, он встал и направился к компании друзей. Что-то в его внешнем виде озадачило Марлену, но девушка не поняла, что именно.
— Что с его рукой? — прошептала Эстелла в тот самый момент, когда Марлена все поняла.
Она ничего не успела ответить — Джон уже подошел к ним.
Сбросив оцепенение, Марлена спрыгнула с лошади.
— Марлена! — Джон улыбнулся.
Он хорошо выглядел, гораздо лучше, чем прежде: уже не казался таким худым, волосы отросли и теперь почти касались плеч. Его костюм показался Марлене знакомым. Правый
— Джон!
Он на мгновение отвел глаза, кивнул остальным, смерил Эстеллу долгим взглядом, а потом вновь повернулся к Марлене.
— Как ты?
— Хорошо.
— А дети?
— Тоже хорошо.
— Эдуард сказал мне, что у нас родился сын.
— Да, я назвала его Хоакин.
— Пройдемся? — Джон мотнул головой в сторону сада.
Марлена беспомощно посмотрела на Эстеллу, затем пошла за Джоном — тот уже побрел вперед, не дожидаясь ее ответа.
Вначале они не знали, что сказать друг другу. Обсудили случившееся за прошлый год. Джон расспросил Марлену о детях. Наконец Марлена решилась спросить, что случилось с его рукой.
— Ничего. — Джон помолчал. — Произошел несчастный случай.
Впервые Марлене стало страшно. Ему ампутировали руку, значит, его жизни угрожала опасность. Или нет?
— Несчастный случай?
— Я не хочу об этом говорить, Марлена. Мне… пришлось нелегко. Но твои родители помогли мне.
Марлена решила промолчать и не расспрашивать его о случившемся.
«Я рада, что он вернулся, — подумала она. — Не ожидала, что меня это обрадует. Ну надо же!»
Но все оказалось не так просто. С приездом Джона возобновились былые ссоры. Джон позволял себе едкие замечания по поводу богачей, намекая на Эдуарда. Жаловался на глупость и косность местного населения, обижая Аполлонию и Паулино. В Буэнос-Айресе, говорил он, рабочее движение сформировалось еще в начале семидесятых, но достучаться до сердец крестьян рабочим не удалось.
— Что же тут удивительного? — вот уже в который раз вмешалась Марлена, раздраженно качая головой. Они с Джоном сидели на веранде. — Ты и твои друзья… Вы считаете простой рабочий люд толпой суеверных дураков, покорных судьбе и потому не заслуживающих вашей помощи.
— Но они и правда суеверные дураки, дорогая моя Марлена. Или ты можешь доказать мне обратное? Я вижу, что каждый день ты ведешь с ними долгие разговоры. Должно быть, это очень утомительно.
Встав, Марлена ушла и вскоре вернулась вместе с высоким худощавым мужчиной с обветрившейся кожей.
— Это Паулино, — сказала она.
«Ох, — подумал Джон. — Какой-то умный работяга, который должен доказать мне мою неправоту. Но ему меня не переубедить». Он вздохнул.
— Присаживайтесь, Паулино. — Джону не хотелось и дальше ссориться с Марленой. — Выпьете чего-нибудь?
Несколько дней спустя Джон, наблюдая за жизнью в Ла-Дульче, заметил, что все больше забывает о событиях в Буэнос-Айресе. Паулино словно открыл ему глаза. Разговаривать с мужем Аполлонии оказалось очень интересно. Джон попытался вспомнить своих друзей, в основном исповедовавших анархизм. То были иммигранты из Италии и Испании, тосковавшие по золотому веку, когда человек был един с природой. А его товарищи-социалисты? Марлена была права. Их тоже не заботила судьба крестьян. Иногда они высказывались в защиту угнетенного местного населения, работавшего на плантациях сахарного тростника в Тукумане и выращивавшего мате в провинции Мисьонес, но в целом социалисты относились к крестьянам с презрением. Разве это было справедливо?
— Тут ты можешь чего-то добиться, — сказала Марлена после его разговора с Паулино. — Мужчинам и женщинам хорошо живется в Ла-Дульче, но посмотри, что творится в соседних имениях. Людям приходится работать дни напролет. Они спят в сараях, кишащих насекомыми, с трудом зарабатывают себе на хлеб. Если они болеют, то не могут обратиться к врачу, а еще им приходится мириться с ростовщическими ценами на все необходимое, поскольку в округе только один магазин.
Иногда Джон думал о том, почему так трудно организовать этих людей.