Шрифт:
Ю.Семенов
Лахме вернется в 8.00
1
– Зачем же ты вертишься, чудак? Все равно ничего у тебя не выйдет, ворчал Арнольд Лахме.
– Да не вертись, дай я тебя насажу как следует! Вот так. Теперь хорошо, а?
Он насадил червя на крючок, отпустил леску и начал выбирать в банке еще одного червя, потолще. Форель любит, чтобы на крючке вертелось несколько червей; она хитрая, форель, совсем как щука. На одного червя форель не пойдет. Особенно эстонская - быстрая, юркая, умная. Разве что только совсем неопытная, молоденькая хватит
– А ты хороший червяк, - бормотал Лахме, - ты не вертишься, молодец! Но под водой не спи, пожалуйста!
Лахме осмотрел крючок. Теперь на нем было два червя: один толстый, другой тонкий, подвижной.
– Теперь хорошо, - сказал Лахме, - теперь совсем хорошо. Теперь так хорошо, что я даже закурю.
Он достал сигареты и закурил. Прищурившись, взглянул на небо. Заходящее солнце раскалилось добела. Верхушки сосен в свете белого солнца казались черными, как нефть. Воздух в лесу был золотой, невесомый. Тени от деревьев лежали в этой золотой невесомости зловещими синими столбами. Где-то вдали кричала птица. В Эстонии много птиц: они летят с моря.
Лахме снова посмотрел на крючок и улыбнулся: тоненький червяк извивался, как танцовщица.
"На таких красавцев нельзя не клюнуть! Обязательно клюнет! Франц сказал, чтобы я принес камень в мешке. Так я и принесу камень! Жди! Я принесу десять форелей.
Больших, жирных, с нежным красным мясом. И с черно-синими крапинками по бокам", - думал Лахме, продолжая неторопливо курить. Потом он затушил сигарету, поплевал на нее и спрятал в мокрый мох. Поднялся. Натянул отвороты резиновых сапог и, высоко поднимая длинные, тонкие ноги, начал спускаться с пригорка, поросшего сухим ельником, на луг.
– Камень мне в мешок, - проворчал Лахме, - ничего я не поймаю! Мошки много, река обмелела, черви плохие, и рыбак дурной...
Он проворчал это заклинание потому, что до речушки осталось метров пятнадцать.
Роса еще не выпала, но Лахме все равно поднимал ноги высоко и ставил их в жирную пружинистую землю тихо, осторожно - с носка на пятку.
"Все русские рыбаки - хитрые, - думал Лахме, - это они меня выучили подходить к реке. Я раньше шел шумно, и травы сгибались под сапогами. А теперь я крадусь, как лис. Вон русский рыболов! Он всегда говорит, что цыган на кнут ловит, потому что к воде на брюхе ползет..."
Лахме взглянул на солнце. Теперь оно освещало верхушки деревьев снизу. От этого кроны сделались золотыми, а стволы черными. Небо становилось с каждой минутой все более высоким и бесцветным. Только легкие перистые облака на востоке порозовели.
– Ой-ой, - оглядев небо, прошептал Лахме, - не успею я так!..
2
А ему обязательно надо было успеть. Лахме - директор маленького дома отдыха на севере Эстонии. Дом отдыха открыли пять дней назад. Приехали первые двадцать человек. Все было хорошо до вчерашнего утра. Но вчера хлестнул шалый ливень, и маленький временный мост, построенный специально для того, чтобы связать дом отдыха, стоящий на островке, с шоссе, завалился, а потом и вовсе ушел под воду.
Машина с продуктами, шедшая из Таллина, постояла около моста и вернулась в город: переправиться не было никакой возможности.
Узнав об этом, Лахме почернел лицом. Когда он сердился, глаза у него делались испуганными, а рот исчезал в морщинах, ложившихся от глаз по щекам к скулам.
Франц, повар дома отдыха, сказал Лахме:
– До завтра я продержусь, а потом останутся одни консервы.
– Ой-ой, - сказал Лахме, - вот плохо-то, а?
– Да, - согласился повар Франц, - совсем плохо.
– Может быть, завтра ты зарежешь своих кур?
– Тогда послезавтра меня зарежет жена.
– Ты думаешь?
Повар Франц ничего не ответил, только вздохнул.
– Если бы у меня были куры, - сказал Лахме, - я бы зарезал. Но ты ведь знаешь: я один как перст.
– Да, - повторил повар Франц, - вы один, совсем один.
– Я, пожалуй, еще раз позвоню в Раквере. Потороплю с мостом.
– Так они же обещали сделать послезавтра.
– Ой-ой, - присвистнул Лахме и полез за сигаретами, - дело совсем дрянь, а?
– Может быть, вы сходите к рыбакам? Я бы сварил уху. Все любят уху, даже счетоводы.
– Ладно, - сказал Лахме, - я сейчас пойду к рыбакам.
3
– Разве мыслимо, Арно?
– спросил Лахме председателя колхоза "Рахве тэе" Эндель Хэйнасмаа.
– Посмотри на море!
Лахме посмотрел на море. Оно было пенным, серым, отчаянно злым. Море всегда бывает злым перед штормом. А после - ласковое. Сразу после шторма море делается черным и гладким, как стекло. Только чайки, сидящие на воде, кажутся застывшими гребнями белых волн.
– Да, - согласился Лахме, - море совсем плохое. В комнате у Хэйнасмаа пахло дегтем и копченой салакой.
– Я бы рад помочь тебе, Арно, - сказал он, - но ты сам видишь. Нельзя же гнать людей на риск! Хочешь, я продам тебе маринованных килек?
– А у тебя нет ли к ним минеральной воды или пива?
– Нет. У меня нет ни пива, ни водки.
– Я сказал: воды.
– Да, правильно, воды. Я забыл, что ты трезвенник.
Погода менялась, как настроение женщины. То начинался дождь, то вдруг выглядывало солнце, необычно жаркое в такую пасмурную погоду. А потом снова приносило облака и солнце исчезало.
– Значит, твои отдыхающие попали в блокаду?
– Да.
– А они должны прибавлять в весе, не так ли?
– Конечно.
– Хорошенькие девушки есть?
– Нет.
– Плохо. Наверное, взгреют тебя, Арно, за этот голод?
– Наверное.
– А почему, собственно, тебя?
– возразил сам себе Эндель Хэйнасмаа. За это надо взгреть дорожное управление.
– Может быть.
– Про девушек я спросил для наших ребят. Им некогда танцевать. И не с кем. Все наши девушки в городе: тут им нечего делать. Теперь ведь женщины не ловят рыбу.