«Лахтак». Глубинный путь
Шрифт:
Мы заказали в ресторане ужин, включили радио, сообща написали телеграммы друзьям и знакомым.
— Предлагаю, — подал мысль Тарас, — ввести на Глубинном пути специальные билеты для встречи пассажиров со знакомыми, живущими по пути следования поезда. Плата по таксе: минута — три рубля.
— Для этого нужны специальные вагоны-гостиные, — сказал Набокин.
Приближался район Глубочайшей. Кротов начал готовиться покинуть экспресс, и мы загрустили.
Пересадка должна была произойти приблизительно за сто километров от станции. Кротова по радиотелефону известили, чтобы он собирался.
Минут за двадцать до пересадки мы все перешли в задний вагон. Последнее купе занимала специальная бригада железнодорожников-электриков, которая обслуживала экспресс и принимала участие в опытах по сцепке и отцепке вагонов на ходу.
На разъезде с окон сдвинулись заслонки, и мы увидели, что рядом с нашим поездом, по параллельной колее, мчится вагон. Он то немного перегонял нас, то отставал. По-видимому, машинист выравнивал ход. Наконец скорость вагона и нашего поезда стала одинаковой. Тогда из дверей вагона выдвинулись мощные металлические лапы и зацепились за дверь нашего вагона. Вслед за лапами протянулась сетка, а затем и доска, которая, как мостик, соединила оба вагона.
— Готово. Можно переходить, — сказал Кротов. — Ну, я вас не приглашаю с собой, так как все это должно делаться быстро. Надеюсь, скоро увидимся. А вас, Олекса Мартынович, прошу специально приехать ко мне в Глубочайшую. Вероятно, тут вскоре произойдут очень интересные события, и вы сумеете получить исчерпывающие ответы на вопросы, которые предлагали мне сегодня.
Больше разговаривать было некогда. Мы пожали друг другу руки, и Кротов перешел в электровагон. Его сопровождали несколько железнодорожников. Доска, соединявшая тамбуры, задвинулась обратно в тамбур электровагона, потом невидимая рука потянула и убрала сетку, и, наконец, металлические лапы отпустили дверь нашего вагона и вернулись на свое место. Еще две-три секунды мы видели через окно Кротова, но вот электровагон начал отставать, и перед нами замелькала темная стена туннеля. Наше окно закрыла легкая металлическая заслонка, и мы снова очутились в герметически закупоренной коробке.
Нужно было возвращаться на свои места. Итак, мы снова в купе втроем. До Москвы оставалось ехать еще немало. Можно было хорошо выспаться. Я заметил, что, приближаясь к Байкалу, поезд пошел еще быстрее. Теперь его скорость достигала ста пятидесяти трех километров в час. Не имело ли значения то, что здесь подземная Ангара могла большую часть своей энергии отдать в провода Глубинного пути?
На этот вопрос никто не мог мне ответить.
4. ВСТРЕЧА ДРУЗЕЙ
В новом доме на улице Завоевателей Глубин Антон Павлович Черняк занимал две огромные комнаты. Сегодня он принимал своих близких друзей. Это были преимущественно люди, связанные с проектированием и строительством туннеля Москва — Дальний Восток… Антон Павлович воспользовался пребыванием в Москве в этот день нескольких людей, которые давно знали друг друга, но очень редко в последнее время виделись.
В восьмом часу вечера начали собираться гости. Мы с Тарасом приехали одними из первых. Вслед за нами появились Самборский, Макуха и еще несколько человек. Хозяин поздравил гостей с успехами и просил усаживаться где кому нравится. Все делились впечатлениями о Москве, в которой давно не были, вспоминали работу в туннеле, различные приключения, давно решенные споры. Много шутили, смеялись.
Когда появился полковник Шелемеха, всем стало еще веселее. Мой друг очень быстро продвигался по службе. Ведь всего три года назад он был только майором!
— Ох, друзья, едва вырвался! — сказал полковник, обнимая меня и Тараса и здороваясь с остальными. — В моем распоряжении два часа. На это время я, так сказать, ваша собственность.
— Станислав, — обратился я к нему, — я страшно соскучился по тебе. И вообще у меня к тебе миллион вопросов.
— Ну, разумеется, как всегда! — засмеялся он. — Разве журналист может не спрашивать?
В самом деле, я был чрезвычайно рад этой встрече. При первой возможности я отвел летчика в угол и начал расспрашивать его о здоровье Лиды. Но, кроме того, что мне было известно от Кротова, я не услышал ничего нового. Разве что после разговора со Станиславом мне стало ясно, что положение еще тяжелее, чем представлял себе Кротов. Конца ожидали буквально в ближайшие дни.
Станиславу, очень любившему сестру, было тяжело говорить о ней. Я почувствовал угрызения совести за то, что затеял такой печальный разговор, и был очень благодарен Черняку, когда тот пригласил гостей к столу.
— Среди нас кое-кого не хватает, — сказал Самборский, оглядывая присутствующих. — Я предлагаю поднять бокал за…
— …за Ярослава Васильевича! За Аркадия Михайловича! — закричали все, сразу догадавшись, кого имеет в виду Самборский.
В это время в дверь постучали.
— Войдите, пожалуйста! — пригласил хозяин.
Все обернулись. На пороге показался Томазян.
— Простите, что опоздал, — сказал он. — Меня задержало дело, которое, вероятно, интересует и всех вас.
— Садитесь скорее к столу, — перебил его Черняк. — А о деле успеете рассказать.
Следователя окружили. Он попросил стакан воды и, спокойно поглядывая на любопытные лица друзей, сказал:
— Я закончил следствие о Догадове. Его дело уже передано в суд.
— Кто же он все-таки? — спросил, глядя на Макуху, Самборский. — Опытный палеонтолог?
— Да, — ответил Томазян, — только он специалист не по изучению кладбищ допотопных животных, а по созданию кладбищ советских людей. Он — агент капиталистического государства. Даже не одного, а двух. Наконец-то он признался, хотя я думаю, что кое-каких сведений он все же не дал. Он признавался только тогда, когда возражать против наших доказательств было совершенно немыслимо.
— Он каялся? — спросил Черняк.
— Нет. О раскаянии не может быть и речи… Он приехал специально для подрывной работы. Если верить ему, то сообщников и помощников он не имел, кроме, конечно, тех, через кого он поддерживал связь со своими шефами. Я думаю, товарищи, что некоторым из вас не особенно приятно вспоминать, как этот Догадов водил вас за нос, а мы ему во всем верили. Теперь уже не стоит волноваться, но и забывать не следует, дорогие мои Антон Павлович и Олекса Мартынович… Между прочим, среди нас тут присутствует пострадавший от его рук.