Лаис Коринфская. Соблазнить неприступного
Шрифт:
Лаис знала, что в некоторых полисах Эллады, в том числе в Эфесе, существовал обычай «возмещать ущерб», если жених обнаруживал, что невеста утратила невинность до свадьбы. Это были немалые деньги, приплачиваемые в дополнение к приданому, и ходили слухи, будто некоторые женихи нарочно совращали своих невест или даже тайком подсылали к ним насильников, чтобы содрать с родителей пеню и нажиться на собственной бесчестности. Разумные люди поговаривали, что этот нелепый обычай давно пора отменить, да что-то никак не отменяли.
— Откуда узнают эти «козлоногие» о наших намерениях, мы не подозревали, — продолжал Неокл. — Однако сегодня я это понял! Травлоса свела дружбу с
Неокл встал:
— Пойдем.
Они вышли в зал. Сакис сидела на полу, прислонившись к корзине, которая стояла на прежнем месте, однако Лаис показалось, будто Сакис шепчется с корзиной.
С корзиной?..
Нет, кажется, Лаис уже поняла, что это за корзина и какой помощи будет просить Неокл!
Опередив его, она быстро подошла к корзине и сняла с нее крышку:
— Здравствуй, Мелисса. Бедняжка, да ты, наверное, пошевельнуться не можешь! Эх вы, да надо было ее сразу же выпустить! Разве можно было сомневаться, Неокл, что я соглашусь помочь тебе и твоей дочери!
С помощью отца смущенная Мелисса выбралась из корзины и принялась поправлять одежду и волосы. Она подняла к голове руки, и Лаис случайно глянула в сгиб ее правого локтя.
Темное овальное пятнышко скрывалось там…
У Лаис вдруг ослабели ноги.
— Мелисса, — проговорила она голосом, который ей самой показался странным и чужим, — покажи мне свой правый висок.
Девушка послушно приподняла пушистую черную прядь. Висок был чист.
Но это ничего не значило! Лаис смотрела в ее изумленное лицо — и узнавала эти тонкие черты, нежные губы, кайму этих длинных ресниц. Она узнавала эти волосы, заплетенные в разлохматившуюся плексиду. Если их обрезать, как обрезают волосы рабыням, они окружат голову Мелиссы таким же темным пушистым облаком, каким окружали голову Вувосы… нет, злосчастной Мелиты!
— У твоей сестры были две родинки? — выкрикнула она, указывая пальцем на висок Мелиссы. — Вот здесь? Да? У тебя их нет, а у нее были? И в сгибе локтя у нее была такая же родинка, как у тебя?!
— Клянусь водами Стикса, — пробормотал Неокл, — ты видела Мелиту?! Где она? Где?! Она жива?!
Лаис беспомощно переводила глаза с него на Мелиссу, не в силах заставить себя говорить.
У нее не оставалось никаких сомнений, что маленькая рабыня, которая умерла от родов в бухте Мегары, — это старшая дочь Неокла!
— Госпожа сейчас упадет! — вскричала Сакис.
Неокл бросился вперед и подхватил Лаис. Усадил ее в кресло; в это время на крик прибежала перепуганная Сола, брызнула в лицо Лаис водой, сильно растерла ей ладони остро пахнущим мятным маслом, и та наконец-то смогла овладеть собой и произнести:
— Неокл, теперь мой черед кое о чем тебе рассказать…
Эфес, грот Артемиды
К ночи ветер усилился, сад и море тревожно шумели за окнами. И на сердце было так же тревожно. Лаис никак не могла уснуть. Такое было для нее редкостью, а если это случалось, она зажигала светильник и доставала какой-нибудь папирус из тех, которые присылал ей Неокл или которые она сама заказывала у местных книготорговцев. Но сейчас она лежала неподвижно на своем широком ложе, боясь потревожить Мелиссу, которая спала тут же.
Лаис снова и снова вспоминала минувший день и вечер.
Они с Неоклом пытались понять, что же все-таки происходило в гроте Артемиды. Кажется, именем этой прекрасной, хоть порой и слишком суровой богини прикрывали свою жестокость и алчность самые обыкновенные люди. Судя по участи Мелиты, богиня вовсе не испепеляла своим гневом девушек, утративших невинность! Это жрецы похищали самых красивых из них и продавали в рабство.
Неокл припомнил, что на агоре кто-то однажды обронил с горечью: принеси, мол, жертву пощедрее Пану и Артемиде (в смысле, отдай кошель потяжелее жрецам грота!) — и на дочку твою боги взглянут благосклонно. Тогда он оглянулся, пытаясь найти говорившего, но человек растворился в толпе. У Неокла такое святотатство просто в голове не укладывалось. При всей своей неприязни к «козлоногим» он посчитал это наговором, а теперь готов был поверить…
Лаис настаивала, чтобы он завтра же повстречался с теми мужчинами, чьи дочери были «наказаны» в гроте, и выспросил, не требовали ли «козлоногие» с них выкуп. Однако Неокл не слишком-то верил, что ему кто-нибудь скажет правду: все таились друг от друга, все боялись позора — и мести не столько Артемиды, сколько жрецов.
— А что ж ты думаешь? — горячился Неокл. — Разве богиня не благосклонна к тем, кто ради ее прославления служит? Наши дочери для нее — всего лишь девственницы, которые развязали свой пояс до времени, к таким она и в самом деле беспощадна. Она и честных-то жен недолюбливает, ей лишь бы девы свою невинность блюли, а блудливых покарает немедленно! Получается, «козлоногие» все во имя нее делают, а уж какими средствами — это богине лучше знать, чему она их наущает!
— Да ты-то сам веришь, что твоя Мелита была распутница? — наконец не выдержала Лаис.
Неокл тяжело вздохнул. Видно было, что, при всей ненависти к «козлоногим», при всем страхе за судьбу младшей дочери, он не знает, что ответить. По его мнению, даже если девушка утратила невинность, эту позорную тайну следовало хранить в семье. Вина жрецов в глазах Неокла состояла именно в том, что они норовили сорвать покровы с того, с чего срывать их не следовало.
Для Лаис была совершенно очевидна лживость того, что происходило в гроте Артемиды. Неокл и сам не знал, что думать, однако ради того, чтобы уберечь от посещения страшного грота младшую дочь, он готов был на все! Поэтому и отправил Мелиссу к Лаис, чтобы «козлоногие», которые порой наглели до того, что являлись за девушками в дома их родителей, не смогли ее найти.
Неокл предложил прислать людей для охраны дома, однако Лаис отказалась, потому что это могло привлечь излишнее внимание. Исчезновение Мелиссы из дома уже, конечно, замечено слугами. И кто-нибудь из них мог сообразить, что некая загадочная корзина не просто так была принесена в дом Лаис…
Неокл возразил, что в совершенно таких же корзинах он отправил кое-какие товары на свой корабль, который должен был через день выходить в Коринф. Да и раньше в подобных корзинах в дом Лаис приносили овощи и фрукты из его садов и огородов. К тому же вряд ли кому-то придет в голову, что Неокл мог дойти до такого бесстыдства: спрятать дочь у гетеры!