Лакки Старр и океаны Венеры
Шрифт:
Боль вернулась со всей яростью.
Левая рука Лаки протянулась к дверце эжектора; дрожащая правая рука поднесла к отверстию драгоценную бутылочку.
Рука двигалась целую вечность. Он больше ничего не видел. Все покрыл красный туман.
Он почувствовал, как рука и бутылочка ударились о стенку. Он толкнул руку дальше. но она не двигалась. Пальцы левой руки болезненно оторвались от дверцы эжектора и двинулись к бутылочке.
Он не может уронить ее. Если уронит, у него не будет сил ее поднять.
Теперь он держал ее двумя руками и двумя руками
Бутылочка исчезла!
В миллионах миль, как ему показалось, он услышал свист сжатого воздуха, и понял, что бутылочку выбросило в теплый венерианский океан.
На мгновение боль дрогнула и затем одним гигантским рывком исчезла полностью.
Лаки осторожно распрямился и отошел от стены. Лицо и тело его были покрыты потом, мысли все еще мешались.
Как только смог, он, шатаясь, двинулся к передатчику, и на этот раз его ничто не остановило.
Эванс сидел, обхватив голову руками. Он жадно выпил воды и теперь повторял:
– Я ничего не помню. Я ничего не помню.
Бигмен, голый по пояс, вытирал голову и грудь влажной тряпкой, на его лице была неуверенная улыбка.
– Я помню. Все помню. Я стоял, слушая, как ты разговариваешь с этим голосом, Лаки, а затем без всякого предупреждения растянулся на полу. Не мог повернуть голову, не мог даже мигнуть, но все слышал. Слышал голос и твои слова, Лаки. Я видел, как ты двинулся к радио…
Он перевел дыхание и покачал головой.
– В первый раз у меня не получилось, – негромко сказал Лаки.
– Не знаю. Ты вышел из поля моего зрения, и после этого я мог только лежать и ждать, когда ты начнешь передачу. Ничего не происходило, и я решил, что они и тобой завладели. Мысленно я видел, как мы все трое лежим как живые трупы. Все кончено, а я даже пальцем не могу шевельнуть. Могу только дышать. Потом ты снова показался, и мне захотелось смеяться, и плакать, и кричать одновременно, но я мог только лежать. Я едва видел, как ты приклеился к стене. Не мог понять, что ты делаешь, но через несколько минут все кончилось. Уф!
Эванс устало сказал:
– И мы действительно направляемся в Афродиту, Лаки? Это верно?
– Да, если только наши инструменты не врут, но я не думаю, что это так, – ответил Лаки. – Когда вернемся и найдем время, нам всем не помешает медицинская помощь.
– Сон! – настаивал Бигмен. – Это все, что мне нужно. Всего два дня непрерывного сна.
– И это тоже, – сказал Лаки.
Но на Эванса испытание подействовало очень сильно. Это было ясно видно по тому, как он сжимал себя руками, как сутулился в кресле. Он сказал:
– Они больше не вмешаются в наши действия? На слове они он сделал легкое ударение.
– Не могу гарантировать, – ответил Лаки, – но худшее уже позади. Я связался с космической станцией.
– Ты уверен? Ошибки быть не может?
– Нет. Меня связали с Землей, и я разговаривал непосредственно с Конвеем. Эта часть задачи решена.
– Значит решена вся задача, – радостно заявил Бигмен. – Земля готова. Она знает правду
Лаки улыбнулся, но ничего не сказал.
– Еще одно, Лаки, – сказал Бигмен. – Что же произошло? Как тебе удалось вырваться? Пески Марса! Что ты сделал?
Лаки ответил:
– Ничего такого, о чем я не мог бы догадаться раньше. Это спасло бы нас от большей части неприятностей. Голос сказал, что все, что им нужно, это жить и мыслить. Помнишь, Бигмен? Позже он сказал, что мы не можем ни угрожать им, ни подкупить их. Только тогда я понял, что ты узнал их лучше, и нашел выход.
– Я узнал? – тупо спросил Бигмен.
– Конечно, ты. Через две минуты как ты впервые увидел м-лягушку, ты знал, что жизнь и мышление не все, что ей необходимо. На пути к поверхности я тебе рассказывал, что венерианские растения запасают кислород, так что венерианские животные получают кислород в пище и потому не дышат. Вероятно, они получают слишком много кислорода и потому так любят пищу, бедную кислородом, например углеводороды. Как тавот. Помнишь?
Глаза Бигмена расширились.
– Конечно.
– Подумай только, как они жаждут углеводородов. Как ребенок конфет.
Бигмен еще раз сказал:
– Конечно.
– И вот м-лягушки держат нас под мысленным контролем, но для этого им нужно сосредоточиться. А если я отвлеку их, по крайней мере тех, кто ближе всего к кораблю и чье влияние на нас самое сильное? Поэтому я сделал очевидное.
– Но что? Не томи, Лаки.
– Выбросил открытую бутылочку с нефтяным коллоидом, которую нашел в медицинском шкафу. Это чистый углеводород, гораздо более чистый, чем в тавоте. Они не смогли сопротивляться. Хотя ставка была очень высока, все равно не смогли. Ближайшие тут же нырнули за бутылочкой. Те, что подальше, находились с ближайшими в мысленном контакте, и их мысли тут же перешли на углеводород. Они утратили контроль над нами, и я был способен отправить сообщение. Вот и все.
– Значит с ними покончено, – сказал Эванс.
– Я совсем не уверен – ответил Лаки. – Есть кое-что…
Он отвернулся, нахмурившись, плотно сжав губы, как будто и так сказал слишком много.
В иллюминаторе великолепно сверкал купол, и на сердце у Бигмена повеселело при этом виде. Он поел, даже немного поспал, и его неукротимый дух снова кипел. Лу Эванс тоже пришел в себя от подавленности. Только Лаки оставался задумчивым.
Бигмен сказал:
– Говорю тебе, Лаки, м-лягушки деморализованы. Посмотри, мы прошли через сотни миль океана, а они нас не тронули.
Лаки ответил:
– Сейчас я как раз думаю, почему нам не отвечает купол.
Эванс в свою очередь нахмурился.
– Должны были уже ответить.
Бигмен переводил взгляд с одного на другого.
– Вы думаете, что-то случилось в городе?
Лаки взмахом руки призвал к молчанию. Из приемника послышался быстрый низкий голос:
– Назовитесь.
Лаки сказал:
– Корабль «Хильда» из Афродиты, дело Совета науки, возвращаемся в Афродиту. Говорит Дэвид Старр.
– Вам придется подождать.