Лакомый кусочек
Шрифт:
Когда я оказалась наконец-то дома, было уже три часа ночи. Ужасно хотелось спать, но я все-таки проверила автоответчик. Выяснила, что тетя ждала меня на пирог с клубникой, что Андрей дико извиняется за то, что втянул меня в эту авантюру и за ним — ящик «Туборга», и когда я уже решила выключить автоответчик, я услышала:
«Здравствуйте, Таня. Вас беспокоит Галя Елисеева. Очень нужно поговорить с вами. Пожалуйста, зайдите ко мне хотя бы на десять минут. Я живу рядом с „Прагой“, буду ждать вас без пятнадцати девять. Очень вас прошу! Кажется, я знаю, кто убил моего брата».
Вот так. Ни много ни мало. Судя по адресу, она жила на набережной, действительно рядом с «Прагой».
«Что ж, — подумала я. — Хоть в этом
Поглядев в очередной раз на часы, я задумалась, стоит ли мне ложиться спать. На сон оставалось только три часа. Но организм решил за меня. Я сама не помню, как заснула. Проснулась я в половине восьмого.
За окном уже вовсю сияло солнце, а из радиоприемника неслись рекламные приглашения на фестиваль «Волжское лето». Жизнь шла своим чередом. Мне надо было спешить. Я выпила кофе и убедилась, что сделала это зря. Видимо, вчерашние мои приключения не прошли бесследно. Меня слегка шатало. Я умылась холодной водой и побежала к Гале Елисеевой, дабы она изложила мне свою версию убийства.
Ровно без пятнадцати девять я стояла перед Галиной квартирой и пыталась вызвать к себе интерес сто сорок пятым нажатием звонка. Никакой реакции. Я даже попробовала невежливо поколотить в дверь ногой. То ли Галина не отличалась обязательностью, то ли охотилась за мной по темным лестницам и теперь отсыпается, но дверь она открывать не собиралась. Я спустилась вниз, попробовала найти там кого-то из всегдашних агентов разведки в лице сидящих на лавках бабулек, но они еще не заняли своих наблюдательных пунктов. Я опять поднялась на этаж, потерроризировала звонок еще немного и уже собралась уходить, как вдруг открылась дверь соседней квартиры, и на пороге возникла приятная леди с хозяйственной сумкой, приветливо спросившая меня:
— Что, Галя еще не проснулась?
— Нет, — покачала я головой. — Может, она уже ушла?
— Да что вы, она бы ко мне забежала… Вы звоните понастойчивее, она дома должна быть…
Меня кольнуло нехорошее предчувствие:
— Она не могла уйти?
— Нет, — сказала женщина, — я же говорю, она всегда меня предупреждает. У меня же ее ключ лежит…
Я молчала. Мне все это не нравилось. Женщина тоже что-то забеспокоилась:
— Да не случилось ли чего? Может, она заболела?
— Как вы думаете, — спросила я, — можем мы воспользоваться ключом?
— Да, конечно, — кивнула женщина, — вдруг ей «Скорую» вызвать надо.
Она вернулась за ключом, открыла дверь, и мы вошли. Квартира была довольно скромная. Женщина несколько раз позвала: «Галя! Ты дома?» Ответа не было. Мы искали ее везде в квартире. Раскиданные вещи говорили, что их хозяйка где-то здесь. Что-то подтолкнуло меня открыть дверь ванной. Слава богу, она была незаперта. Я услышала сзади голос: «Господи…» В ванне лежала обнаженная женщина лет двадцати восьми, в руке был зажат шприц, и, судя по температуре тела, лежала там уже давно. И никогда не поднимется.
— Пожалуйста, — попросила я соседку, — позвоните в «Скорую» и в милицию. Я не знаю, где здесь телефон.
Она кивнула и, тихо всхлипывая, ушла. У меня было немного времени, чтобы быстро поднять с пола то, что я узнала сразу. Браслет. Именно этот браслет я видела вчера на Виктории Елисеевой.
«Ну, ты и вляпалась, Танюша», — подумала я, глядя на безжизненное тело молодой женщины. Волосы ее были неестественно живыми, я даже поймала себя на желании дотронуться до этого белокурого сияния. Наверное, при жизни Галина была очень даже симпатичной девочкой. Впрочем, теперь это не имело значения. Теперь Галине было наплевать на собственную внешность. Даже вскочивший возле верхней губы прыщик ее не беспокоил. Странно, но он меня окончательно добил.
Я почувствовала, что, если срочно не выпью воды, меня вырвет. Одно дело — расследовать убиение виденного мной только на экране господина Елисеева. Елисеев вообще был абстракцией, всего лишь поводом найти обидевшего Сечника плохого человека, вздумавшего лишить его казино.
Галина же была здесь. В ванне. И ее хотелось встряхнуть, схватить за руку, включить на всю мощность телевизор — сделать все, чтобы она проснулась. Только глубоко внутри я знала, что она не встанет.
Я была зачарована видом смерти.
Всхлипывания соседки вывели меня из состояния глубокой задумчивости.
Я закрыла Галине глаза. Ее взгляд, с бессмысленной простотой смотрящий в потолок, пугал.
Странно. В ее лице отсутствовал страх. Как будто она или не боялась, или… не успела испугаться.
А это могло быть только, если она знала убийцу и доверяла ему. Или она просто не успела его увидеть…
И почему здесь был этот браслет? Я нащупала его в кармане.
Какое отношение имела его владелица к происходящему в этом доме? Для того чтобы справиться с Галиной, надо было быть сильным человеком. Судя по хорошо развитой мускулатуре, девочка проводила много времени в шейпинг-залах.
Виктория же производила впечатление хрупкой. Хотя — кто знает?
Мы дожидались милиции. Впрочем, я делала это с неохотой. Но уехать — означало вызвать подозрения к собственной персоне. Это меня немного развеселило. Подпасть под подозрения в убийстве — чем не достойное завершение моих похождений?
Они и так мне перестали нравиться. Мне обещали, что это будет только дело о Елисееве.
Ждать милицию в обществе мертвой Галины — вряд ли это входило в мои обязанности пресс-секретаря. И почему у нас так долго приходится ждать милицию, «Скорую помощь» и пожарную команду?
В свободное время можно было развить эту мысль.
Я уже почти решила отказаться от Сечниковой материальной помощи и ругала себя за то, что не уехала вовремя в свой Адымчар.
В это самое время и явилась милиция.
Мне совершенно не хотелось встречаться с представителями закона. Во-первых, у них мог возникнуть вполне резонный вопрос, что я, Татьяна Иванова, делаю здесь, в квартире умершей, со своей лицензией, которая действовала на многих как красная тряпка на быка. Во-вторых, терять драгоценное время тоже не хотелось. Приехал молоденький следователь, новенький до блеска, с ним мне повезло. Он отнесся ко мне с симпатией, в отличие от опера, который сурово смотрел на меня подозрительным взглядом крошечных глазок, выглядывающих из-под кустистых бровей, и сердито сопел. Вид у него был преувеличенно неподкупный, я со своей стройной фигурой и европейской внешностью не вписывалась в его представления об идеальной женщине. Оба они меня, слава богу, не знали, и моя легенда о том, что я — пресс-секретарь Виктории Елисеевой и пришла, дабы забрать у Галины книгу, которую Виктория давала ей почитать (сама я ни за что не поверила бы этакой глупости и проверила бы подозрительного пресс-секретаря), была встречена с подкупающей доверчивостью, добрейшая соседка тоже помогла мне неожиданно, сообщив, что Галечка действительно предупреждала, что должна прийти женщина от Виктории Игоревны. Опер, с грустью расставшись со своими подозрениями, сообщил, что «при надобности, гражданка Иванова, мы вас обеспокоим…», после чего гражданка Иванова покинула пределы квартиры в момент, когда оба склонялись к совершенно неправильной версии «несчастного случая». Надо было спешить — время работало против меня. Через пятнадцать минут я влетела в холл «Праги», где уже вовсю нервничал господин Сечник. Увидев меня, он сменил недовольное выражение лица на приветливую улыбку и раскрыл руки для дружеского объятия, от которого мне страшно захотелось уклониться.