«Лаланд» возвращается
Шрифт:
– Алла,– представилась миловидная изящная женщина, сидевшая возле командора. У нее была миниатюрная грудь, почти не читавшаяся под пышным свитером и маленькие пальчики с длинными, кроваво-красными ногтями. Ей вряд ли можно было бы дать больше тридцати, хотя Андрон и знал, что она давно уже разменяла пятый десяток. Однако сильнее всего поражали ее глаза, глубокий пронзительный взгляд никого не оставил бы равнодушным, в нем чувствовалась большая и трагическая сила.
Вере Величко, сидевшей рядом с ней, на вид можно было дать и сорок и пятьдесят лет. Она была ровесницей Аллы Роговой, но годы отчетливо читались в ее морщинах и усталом, равнодушном взгляде. Не отрываясь от книги, которую она, скучая, перелистовала, Вера, услышав свое имя, желчно поджала губы и продолжала читать. Дэзи Новотной на вид казалось гораздо меньше лет, чем было указано в рапортичке. Она походила на веселую разбитную школьницу, невесть каким образом затесавшуюся в компанию взрослых.
Татьяна Терских, как отметил инспектор, была единственной, кто не вполне походил на свое фото, переданное по телефаксу. За время, прошедшее со дня вылета, она значительно похудела, глаза ее запали. Она неторопливо и сосредоточенно вязала, казалось, совершенно не обращая внимания на все происходящее. «Но ведь вязание не ее хобби»,– вспомнилось инспектору.
Последней ему представили Жанну Меликсетову, толстую, расплывшуюся брюнетку с большим грушевидным носом и совиным насупленным взором из-под густых сросшихся бровей.
– Итак,– заключил Гурилин,– вы вернулись из-за того, что пропал ваш врач Бергер. Я правильно понял?
– Почти, если не считать, что вы несколько сместили акценты,– терпеливо объяснил ему Белоглазов.– Исчезновение человека является не главной, но, вполне возможно, весьма существенной причиной. Поймите, на нашем корабле не один,, а десять врачей. И десять пилотов. Плюс столько же инженеров, связистов, химиков, сварщиков, биологов… Мы все— универсалы, вы понимаете? Любой из нас в одиночку способен довести корабль до звезды и вернуться назад, выполнив весь комплекс работ. Но дело же не только в пропаже человека! Возвращение произошло помимо нашей воли. В январе прошлого года мы стартовали с окололунной орбиты и потратили восемь месяцев на пересечение Солнечной системы, затем три месяца разгонялись до околосветовой скорости и вдруг, очнувшись от анабиоза, убедились, что корабль лежит в дрейфе на орбите Плутона. Словом, все дело обстояло так, будто мы и не покидали системы, вы понимаете? Когда же мы осознали все это, когда убедились, что за время нашего сна с корабля бесследно исчез наш товарищ, мы принялись искать связь с Землей, с Лунником, но никто нам не отвечал… Мы уж решили было, что пали жертвой вселенской катастрофы, сдвига во времени, проделок иноцивилизации, встречи с антимиром, и Бог знает чего, как вдруг нам ответил «Орбитер». И, честно вам признаюсь, мы ждали гостей с Земли, но, черт побери, никто и предположить не мог, что первым гостем окажется инспектор по технике безопасности!
Глава 4
…Более того, он поведал и о злосчастном
происшествии на корабле. Но нашелся ли хоть
кто-нибудь столь тупоумный, чтобы поверить, что оно было случайным
Тацит «Анналы»
«Мы, нижеподписавшиеся,.. составили настоящий акт о том, что 12 декабря с.г. нами было произведено комплексное обследование космического корабля «Лаланд», серийный номер 7211/04, индекс А-716…»– читал про себя Гурилин, старательно шевеля губами. Акт был составлен на 28 страницах, каждая из которых свидетельствовала о полной и абсолютной исправности всех узлов и деталей звездолета.
– Вы, извиняюсь, какие языки изучали?– нетерпеливо осведомился Рогов. Они сидели в его каюте, находившейся неподалеку от отсека управления. В ней царил пуританский порядок, постель была убрана в стену, карандаши аккуратно закреплены натянутыми резинками, матовую пластиковую поверхность стен оживляла прикрепленная изолентой фотография двух белобрысых детей, мальчика и девочки лет восьми-десяти.
– Я?– с удивлением переспросил Андрон.– Ну… разные… в основном европейские, ну и русский, а что?
– А я думал, что китайский и суахили.
– Простите?
– Вы этот акт читаете уже добрых полтора часа и в третий раз начинаете с начала.
– Все, что написано здесь, я достаточно хорошо запомнил, а теперь пытаюсь прочесть между строк— какой же вывод сделали вы из этого происшествия.
– Напрасно пытаетесь. Пусть выводы делает комиссия, наше же дело— зафиксировать точное время и место происшествия, а также состояние корабля в этот период.
– Итак, это произошло…
– Семь дней назад 11 декабря. Мы уже восемьдесят семь дней, как покинули границы Солнечной системы и удалились от орбиты Плутона на 200 миллионов километров. Корабль разогнался до субсветной скорости, осталось сделать последний рывок и…
– Каково было самочувствие членов экипажа?
– Нормальное, разумеется.
– Почему «разумеется»?
– Потому что…– командор казался раздосадованным,– а почему, собственно, ему не быть нормальным? Весь год мы жили в полностью стерильной атмосфере, питаясь высококачественными продуктами, так что…
– Тем не менее вы были изолированы от всего человечества. Говорят, что космонавты порой испытывают некоторый э-э-э… моральный дискомфорт, у некоторых развивается клаустрофобия, у других— что-то еще…
Командор желчно улыбнулся.
– Мои люди просто не могли позволить себе подобной роскоши. И вообще, товарищ эксперт, вы представляете себе, что такое межзвездный перелет? До нас это делали всего девять кораблей, ни один из которых до сих пор так и не найден. Так что каждая экспедиция— это своего рода эксперимент, в котором люди являются и объектом и субъектом исследований. У каждого члена моего экипажа на весь этот год имелась своя программа работ, и каждый старался в нее уложиться до того, как ляжет в анабиоз.
– А у того, который исчез?
– И у Бергера хватало работы. В конце концов, все, что мы делаем, мы делаем для того, чтобы люди чаще, дальше и смелее летали к звездам. Для Бергера объектом исследований служили мы. Он замучил всех своими анализами. А порой говорил, правда, шутливым тоном, что мечтает своими глазами увидеть, как человек превращается в волну.
– В волну, вы говорите?– брови инспектора взлетели.
– В том-то и состоит особенность взятия светового порога, что атомы материального тела превращаются в электромагнитное излучение, по сути дела в тот же самый световой луч. Масса тела при этом стремится к бесконечности, сливаясь со вселенским вакуумом, а длина в соответствии с теорией относительности сокращается почти до нуля. Представляете?
Инспектор поежился.
– Вот-вот, и мы не представляем. Однако все это происходит независимо от смелости нашего абстрактного мышления. Чтобы не искушать Провидения, экипаж на время перелета (3— 5 лет) погружается в анабиоз, а электронный мозг в нужном месте включает торможение и командует кораблем, пока мы не придем в себя.
– И он разбудил вас 11 декабря? А когда вы узнали, что Бергер исчез?
– Тогда же. Видите ли, его не было в анабиозной ванне.
– А все остальные?