Ламбрант-некромант
Шрифт:
— Это Гелеонт, ты должен его знать, — сопроводил Ламбрант свой жест, потрепав пленника по макушке.
— Ну да, — выдохнул Борис, немного напрягшись, и привстал, чтобы получше рассмотреть знакомого из прежней жизни. — А что с ним?
Кирсанов попытался что-то сказать, но деревяшка во рту мешала это сделать. Павлов ухмыльнулся и поспешил исправить это недоразумение. В следующее мгновение подвал охватили ругательства и возмущения. Гелеонт вылил на нетрезвого парня весь поток обвинений, накопившихся от недельного пребывания в бочке с молочной массой. И, кажется, на Падерина это
— Я помню, — пошептал Борис.
— Помнит он, смердяк, конечно! — вопил Кирсанов, но стоило Ламбранту укоризненно посмотреть на него, тут же заткнулся.
— Мощи Святого Реазарха, — повторил Павлов, внимательно вглядываясь в выражение лица Падерина.
— Флейта?.. — неуверенно произнес парень.
— Что с ним? — спросил Гелеонт, только сейчас разглядев, что студент ведёт себя странно. — Из запоя вышел?
— Он теперь один из вас, — пояснил люциферит и приблизился к Борису. — Ты уже делаешь успехи. Флейта, именно она.
— Я украл… — запнулся Падерин, и Ламбрант на всякий случай добавил в ванну порцию свежего пива.
— Украл-украл, у меня стащил, ублюдок! — выругался Кирсанов, но тут же сам осёкся, только сейчас поняв, что перед ним неофит. — Погоди-ка, с чего бы ему быть бесом?!
— Видимо, твой подрядчик успел изрядно нагрешить при жизни, — с улыбкой заключил Павлов и убрал с Борисиной щеки кровавый ошмёток. — Так и что же флейта?
— Сломана, — вспомнил Падерин очередную подробность. — Трещина, посередине…
— Что?! Ты ещё и испортил мощи Святого Реазарха??? — возмутился Гелеонт.
— Вот что бывает, если поручить смертному трогать такие предметы, — радостно подметил Ламбрант и потрепал Бориса за ухо. — Так и что с флейтой? Ты спрятал её?
— Не помню…
— Ну ещё бы, он когда очнулся вообще? — вновь вмешался Кирсанов, который в своём положении смотрелся довольно забавно. — Ты же знаешь, неофиты месяцами могут ничего не помнить. А у некоторых вообще не восстанавливается память.
— Учитывая, что ими никто не занимается, это не удивительно, — заметил Ламбрант.
— О, а ты, значит, решил стать этому убогому опекуном? — засмеялся пленник, о чём весьма быстро пожалел, когда его голову вернули в кисломолочную жижу, а бочку сверху закрыли плотной крышкой.
— Кто это? — спросил Борис, нехотя вылезая из ванной по приказу люциферита.
— Он советник экзархата, — сообщил Павлов, вручив Падерину полотенце.
— Экза чего? — усмехнулся студент.
— Эк-зар-хат, — чётко выговорил Ламбрант. — Это объединение местных бесов. Но не переживай, тебе не грозит с ними дружить.
— Почему? — наивно вопрошал парень, который из-за бардака в голове больше напоминал испорченный компьютер, выдающий беспорядочные сигналы.
— Потому что я так решил. Наверху есть душ, там же найдёшь одежду. На всё тебе пять минут, иначе окажешься вместе со своим другом в бочке.
Если Борис и хотел что-то спросить, то грозный тон голоса Павлова произвёл на него усмиряющий эффект. После ванны пива он чувствовал себя гораздо лучше, хотя и кружилась голова. Тем не менее он понял, что такое «наверху»
Дом, в котором Ламбрант прятал советника Гелеонта и своего нового раба, был небольшим. Честно говоря, он нашёл это строение случайно минувшим летом, когда подбирал помещение для своей рок-группы. Здание на окраине города у гаражного кооператива пустовало больше года, его хозяйка умерла, а наследники не торопились вступать во владение. Власти пытались наведаться сюда пару раз, но Павлов представлялся внуком усопшей и даже показывал им паспорт. В конце концов, кто станет проверять его родственные связи ради старенького домишки у чёрта на куличках. Зато здесь имелся просторный подвал и вместительный гараж. Правда, репетировать приходилось в другом гараже, на противоположном конце кооператива, чтобы коллеги по группе не узнали лишних подробностей о жизни своего бас-гитариста.
Когда Ламбрант открыл ворота и приблизился к своей машине, в голове вновь возникло шипение.
— Воло мортем! — отчетливо произнес голос, и люциферит покачнулся, едва не упав.
— Что это? — спросил Борис, напугав Павлова даже сильнее, чем внезапные голосовые галлюцинации.
Признаться, когда он был трупом, определить его местоположение по запаху было гораздо проще. Сейчас же, после пивной ванны и освежающего душа, он становился по-бесовски тихим.
— Садись в машину! — приказал Ламбрант, а сам посмотрел в своё отражение в затемненном окне иномарки.
Там промелькнуло что-то красное, и люциферит как следует потряс головой. Кажется, приступ опять закончился быстро. Но он понимал, что в следующий раз всё будет гораздо хуже — так же красочно и больно, как вчера, когда ему не помогла даже ванна с красным вином.
— Воло мортем, — повторил вдруг Борис, чем заставил Ламбранта обратить на себя внимание. — Что это «воло мортем»?
Павлов был в замешательстве. До этого момента никто не слышал голоса в его голове. Мог ли бес, тем более неофит, проникнуть в его мысли? Но Падерин сидел с явным любопытством на лице, абсолютно не понимая происходящего.
— Хочу смерти, — сказал Ламбрант, по-прежнему с опаской вглядываясь в бледное лицо студента. — «Воло мортем» на латыни означает «хочу смерти».
— Ты хочешь смерти? — уточнил Борис.
— Пристегни ремень, — скомандовал люциферит, не желая больше отвечать на его вопросы, и повернул ключ зажигания.
Ночной город казался Падерину знакомым. Он помнил, как точно так же колесил по нему, нарушал иногда правила движения, разгонялся и поворачивал в неположенных местах. В этом плане они с Ламбрантом были похожи. Но по мере приближения к коттеджному посёлку становилась отчётливее память. Кажется, они ехали к нему домой.