Лампа разыскивает Алладина
Шрифт:
– Кто это? – испуганно подскочила я.
Парень хихикнул.
– Телефон.
– Телефон? – повторила я.
– Угу, мобильный. Такая модель прикольная, вместо звонка можно что хочешь записать, вот сеструха моя и начудила, сам пугаюсь, – заржал продавец и схватил сотовый. – Что? Ага! Бегу! Как, уже два часа прошло? Думал, двадцать минут всего!
Я вышла на проспект и бросила пустую бутылочку в урну. Важная мысль улетучилась, так и не успев оформиться. Ладно, поеду к Вале, первой жене Богодасысра. Может, она прольет хоть лучик света на темную историю. Аллочка, похоже, не украла коляску у незнакомой женщины, нет, она увезла ее намеренно и получила за это от кого-то триста долларов. Почему? Пока нет ответа. Вернее, с какой стати неизвестному лицу понадобилось тырить повозку? Лежал ли в ней в этот момент Гена? Но как ни ставь вопрос, ответа как не было, так и нет. С другой стороны, вручая Олесе ассигнации, Алла упомянула Богодасысра и дала понять, что хочет копить на квартиру. Каким образом директор связан с этой историей? Вдруг его экс-супруга знает нечто занимательное? Очень слабый след, но других зацепок нет.
Глава 16
Мира Львовна не обманула, когда я позвонила в дверь, из домофона донесся вопрос:
– Вас Мируська отправила сюда?
– Да, – ответила я, – именно она.
– Поднимайтесь, – разрешила хозяйка, – девятый этаж. Только не садитесь в грузовой лифт, он барахлит постоянно.
Случалось ли вам по непонятной причине вдруг испытать симпатию к совершенно незнакомому человеку? Встретились и мигом заулыбались собеседнику?
Речь идет не о любви, просто о некоем расположении, совершенно необоснованном.
Валюша показалась очень милой, может, это впечатление исходило от ее внешности? Женщина была невысокой, излишне полной, про таких говорят: в теле. А еще считается, что до тридцати лет мы имеем то лицо, которое нам дала природа, а после сорока получаем ту физиомордию, которую заслужили сами. Приглядитесь повнимательней к людям, и поймете, что это замечание правда. У одной старухи злое лицо и глубокие, вертикальные морщины между бровями. Она что, такой появилась на свет? Да нет, конечно, была небось симпатичным пухлым младенчиком, а потом стала раздражаться на весь свет, насупливать брови и приобрела соответствующий вид. А вон та особь, с мелкими складками над верхней губой? Так и слышу, как она, поджав рот, выдавливает из себя:
– Безобразие! Ну и юбки носит молодежь! Всех ремнем отстегать! С меня пример следует брать, прожила жизнь без единой ошибки!
Злость, занудство, жадность, капризность и эгоизм не украшают, рано или поздно их печать проступит на вашем лице. Сколько ни говори потом: «Я так люблю людей», – никто не поверит, морщины укажут на ложь.
Впрочем, доброта, бескорыстность, щедрость тоже оставляют свои следы – морщины, которые, вот парадокс, делают вас моложе.
Похоже, Валюша относилась ко второй категории. От ее глаз к вискам разбегались тонкие ниточки «гусиных лапок», очевидно, женщина часто улыбается.
– Это вы корреспондент с радио? – тихим мелодичным голосом спросила она.
Я кивнула.
– Входите, – приветливо предложила Валя, – только придется нам в детской сидеть, ремонт затеяла, вот, никак не закончу.
– Мне совершенно безразлично, где разговаривать, – быстро согласилась я.
– Вот сюда, – указала рукой на очень узкую дверь Валя.
Мы еле втиснулись в крохотную комнатушку со странно длинным, похожим на бойницу, окном.
– Сколько же тут квадратных метров? – изумилась я, оглядывая «купе».
Валя пожала плечами.
– Точно не скажу, может, пять.
– Вот уж не думала, что бывают такие крошечные комнаты, простите, конечно, если я сейчас сказала бестактность, – спохватилась я.
Хозяйка засмеялась.
– Собственно говоря, ради этой площади и затевался ремонт. Изначально моя квартира однокомнатная. Правда, одна комната большая, двадцать пять метров, с двумя окнами. Пока внук маленький был, мы с ним великолепно уживались, а сейчас он подрос, и стало понятно: нехорошо мальчику со старой теткой рядом.
– Ну на старую тетку вы мало похожи, – улыбнулась я, – женщина в расцвете лет.
Валя подмигнула мне.
– Это точно! Я персик, подгнивший с одного бока, вроде ничего пока смотрюсь, только даже переодеться негде спокойно, да и на ночь надо пижаму надевать, вдруг одеяло ненароком во сне скинешь, а мне тяжело в тряпках спать. Вот я ломала голову, как поступить, и надумала, перегородила комнату. Саше кусок окна достался, тесно правда, зато автономно. Впрочем, он тут только спит, остальное время в большой комнате проводит, и очень мы с ним довольны. Зря это Мира придумала!
– Что? – не уследила я за мгновенной сменой темы разговора.
– Да с передачей про Богодасысра, – как ни в чем не бывало продолжала Валя, – его не исправить, а что было, то прошло, у меня на него зла нет, видела же, каков жених, но замуж пошла.
– Такой плохой?
Валя пожала плечами.
– Со стороны, может, и не хуже других, а лучше. Водку не пьет, даже не нюхает рюмку, уже большой плюс, работает, деньги приносит, все путем. А начнешь приглядываться, караул! Жадный он, до одури, не то что на лишнее, на необходимое копейки не даст. Я-то сначала, по наивности, обрадовалась. Решила: домовитый, хозяйственный, все в семью. Только знаешь, как он деньги считал?
Я уставилась на Валю.
– И как же?
Она рассмеялась.
– У него это называлось по справедливости. Значит, так, свою зарплату я должна отдавать ему, а он из нее мне на питание для всей семьи выдаст, классно, скажи?
– Интересное решение, – согласилась я. – А его доход куда?
– Откладывать на старость, – захихикала Валя, – вместе с тем, что от моих рублей останется. Во как! Расписал все до полушки. Тетрадь завел, почитаешь записи и ошизеешь. Понедельник. Завтрак. Одна чашка кофе, из банки брать ложку без горки, добавить три миллилитра сливок, бутерброд с маслом. Хлеб резать тонко, один батон на четыре дня, пачка «Вологодского» на неделю.
– Вы так мало зарабатывали, что требовалось регламентировать даже хлеб?
Валя махнула рукой.
– Прилично всегда имели. В школе-то мало мужчин, поэтому любой непьющий объект в штанах карьеру делает. Богодасыср быстро завучем стал, потом директором, я репетиторствовала, английский язык голодной не оставит. Конечно, шиковать не могли, но жить нормально вполне получалось. Но мужу лишнюю бутылку кефира купить – нож острый. А когда сын родился, еще хуже стало, он совсем ополоумел. Мальчику ведь то одно надо, то другое, одежда, фрукты, игрушки.