Ларец Самозванца
Шрифт:
Его ухмылка, вместе с изменившимся, ставшим жёстким тоном окончательно указали Татьяне, чего ей ждать.
– Ну-ка, подойди сюда! – жёстким голосом велел Ворон. – Разуй меня!
– Не дождёшься! – срывая голос, выкрикнула Татьяна, лихорадочно ища хотя бы какое-то оружие. Не защитить себя, так хоть убить...
– Че-го-о? – даже тень улыбки исчезла с лица Ворона. – Ты!!! Последний раз повторяю, иди сюда! Не покоришься, хуже будет! Отдам своим ребятам... Они, поди, боярской плоти ни разу не мяли!
– Пусть! – отчаянно выкрикнула Татьяна. – Лучше пусть так, чем под тебя идти!
Ворон внезапно успокоился.
– Чем же я тебе не люб? – с кривой ухмылкой спросил он её. – А, боярыня? Или урод? Или беден? Может, не ровня тебе? Это ты права – не ровня! Свободный человек рабыне – не ровня николи! Так ты лучше покорись, девка. Не хочу я тебя ногаям продавать... и своим отдавать не хочу! Себе лучше оставлю. Будешь ты меня холить да лелеять, любить... ублажать, как мужа своего, боярина московского ублажала! Пятки там чесать, вшей вычищать... В баньке парить! А я тебе за это и парчу, и аксамит и каменья драгоценные...
Он говорил, неспешно подходил. Татьяна, не сводя с него глаз, отступала. Когда под колени попалось что-то твёрдое, она не сразу поняла что это – топчан. Упала. Окаменевшая от ужаса и осознания необратимости происходящего, как мышь, заворожённая ужом, смотрела на подходящего Ворона.
– Держите её! – хриплым голосом, приказал Ворон.
Вот кого карги услышали сразу же! Вороньей стаей набросившись на неё, они навалились на руки с той силой, которую никак не ожидаешь увидеть в женщине, тем более старой и на вид немощной. Как ни рвалась, как ни билась Татьяна, вырваться ей не удалось. Подошедший Ворон довольно улыбнулся и достал нож...
– Прирезать бы тебя, за твоё непослушание! – промурлыкал он. – Да нет... слишком лёгкое для тебя наказание. Ничего... к утру ты сама поймёшь, КЕМ обласкана!
Он – сумасшедший! – с ужасом подумалось Татьяне, пока радостно улыбающийся вожак шишей резал на ней одежды. Угораздило ж её попасться... лучше уж и правда – на поток!
Меж тем, сорвав с неё обрывки, некогда бывшие дорогой одеждой, как раз и достойной боярыни, Ворон начал раздеваться сам. После пана Романа, да даже после нелюбимого мужа, боярина Ильи, его худосочные телеса не вызывали ничего, кроме ужаса и отвращения. Ужас и отвращение только возросли, когда Ворон, довольно пыхтя, навалился на неё. Всякие попытки сопротивления безжалостно подавлялись старухами... да и сил особых сопротивляться уже не оставалось – ни душевных, ни телесных. Она даже не закричала, когда Ворон наконец напыхтелся вволю, нашарился руками по телу и вошёл в неё – резко и грубо...
А дальше был спасительный грохот где-то снаружи – и замерший внутри её Ворон.
– Если там кто-то перепился и балует... – хрипло сказал он, теряя всякий интерес к лежащей под ним женщине. – Ну, плетьми он не отделается!
Он резко вскочил, натянул порты и почти бегом вышел. Только тогда карги отпустили Татьяну, о чём-то переговариваясь между собой по-татарски... Татьяна даже не пыталась встать или прикрыться. Всё равно. Уже всё равно. Она испоганена, опозорена; она грязнее самой грязной блудницы... Всё кончено и остаётся только головой в омут... И чтобы милый, Роман, поскорее забыл о ней и думать!..
9.
Нет! Всё же самым умелым разбойникам далеко до настоящих воинов. Будь здесь стрельцы или городовые казаки... да даже ратники поместного ополчения... сотне Кирилла пришлось бы несладко. Всё-таки не берут такие крепости без длительной осады и пары дюжин пушек в придачу! Да и войска нужно поболее. С огненным, опять же, боем. Однако у Кирилла была только одна сотня. Неполная. Порох, опять же, подмок. Взяли!
Бегом скатившись вниз по крутой лестнице привратной башни, молодцы Кирилла взяли пятёрку воротной стражи в сабли. Взяли удачно – те не успели схватиться за ручницы, в беспорядке сваленные у стены, а на саблях бой закончился так быстро, что вряд ли кто-нибудь услышал звон стали о сталь. И почти одновременно сверху чуть ли не на головы охотникам Кирилла рухнуло мёртвое тело. Михайла Турчин, выполняя приказ командира, зачищал стенку от стражников...
Бой редко проходит без неожиданностей. И здесь случилась – а как же. Когда уже начали ковыряться с засовом ворот, когда стрельцы Павла Громыхало бегом бросились через дамбу, оскальзываясь и падая, сверху внезапно ударила пушка... Никто не повинен, что один из пушкарей спрятался в тёмном углу. Михайла Турчин торопился, вот и не углядел. Да и не видел он беды, если один-два стражника останутся живы теперь... Оказалось, он ошибался. Ошибка его дорого стоила сотне – пушка оказалась заряжена картечью, и свинцовый горох врезался точно в бегущих по дамбе стрельцов. Кровавая каша, круто заваренная на крови и мясе шести стрельцов и ратников...
– Вперёд!!! – ор полусотника стрелецкого был слышен даже за стенами. – На слом!
И тут он был прав. Бежать обратно, когда преодолено больше двух третей дамбы столь же опасно, столь же смерти подобно, как и продолжать штурм. Даже опаснее... Всё-таки вперёд бежать – шагов пятьдесят, а назад – все сто!
И стрельцы наддали, подгоняя друг друга матом и пинками, хватаясь за гайтаны с крестами да образами... Им повезло – на второй выстрел, не слишком опытному пушкарю просто не дали времени казаки Михайлы Турчина – порубали в мелкое крошево. А ратники Кирилла, встав грудью навстречу набегающим разбойникам, не дали им отшвырнуть себя от ворот. Они продержались до тех пор, пока в распахнутый зев ворот не хлынули стрельцы с бердышами наперевес. Тут уж, как бы тяжко не было в бою, стало полегче. Да к тому же, Михайла Турчин исправился сполна – сумел быстро развернуть одну из «голубиц» внутрь двора, да и шарнул картечью. Может, не слишком умело – всё же не пушкарь, казак, но несколько разбойников были ранены, а остальным дали понять, что выбить нежданного врага из своей крепости им будет не слишком легко и совсем непросто.
Следом за пушкой, сказали своё слово и пищали. Залп пришёлся почти в упор, и не меньше дюжины разбойников рухнули на утоптанный до каменной твёрдости земляной наст двора. Остальные, однако, показали себя с лучшей стороны – атаковали и дальше, яростно и довольно быстро. Может быть, они даже смяли бы сотню, если бы не Павло Громыхало...
Стрелецкий полусотник не зря целый день ковырялся с неразорвавшимися гранатами. Три их было у него, трое стрельцов вызвались охотниками... Одна опять не взорвалась, вторая взорвалась в воздухе, тяжело изранив самого стрельца... Третья, по широкой дуге прочертив искрящим фитилём небо, рухнула точно в середину набегающей толпы, и взрыв её имел ужасающие для шишей последствия. Нескольких убило сразу. Других оглушило. Третьим осколками иссекло руки и ноги... Всего одна граната поразила почти десяток шишей и порядком напугала остальных.
– Вперёд! – закричал Кирилл, сам подавая пример. – На слом!
И он был прав. Именно сейчас, когда более многочисленные шиши смущены и неуверенны, следовало атаковать...
Атака последовала и была не слишком удачна. Шишей, разумеется, опрокинули. Опрокинули и погнали. Но потери могли бы быть и меньше, да к тому же, только опрокинув первый отряд защитников, они со всего разбега, без подготовки и не успев восстановить порушенный строй, врезались во второй. Тут уж вместо правильного боя, в котором любой воин Кириллова отряда стоит десятерых шишей, началась беспорядочная драка, резня. А тут уже преимущество – по крайней мере, численное, было на стороне разбойников. Немало ратников и стрельцов заплатили жизнями, прежде чем внезапный удар подоспевших казаков Турчина помог им опрокинуть разбойников.