Ларец Самозванца
Шрифт:
– Зарина! – громким шёпотом позвал её Марек. – Зарина, поди сюда!
Зарина, очень занятая уходом за паном Романом, сердито и недовольно оглянулась на него, но, увидев искреннее беспокойство и настоящую тревогу на его лице, смягчилась и на миг оторвалась от работы.
– С ним всё будет в порядке! – негромко сообщила она, на миг прижавшись к нему покрепче. – Не беспокойся так!
– С кем будет в порядке? – не понял Марек. – А, с господином... Да что с ним сделается-то! Я о другом, Зарина! Ведь мы – разлучаемся теперь?
Зарина на миг опешила. Ей вдруг показалось, что, получив своё, Марек мгновенно
– Как – разлучаемся? – севшим от обиды голосом спросила она. – Ты ведь клялся мне, Марек!
– Я-то тут причём? – изумился тот. – Мой господин проиграл, вы возвращаетесь в Москву!
– Мы не вернёмся в Москву! – уверенно сказала Зарина. – Ни за что!
– Но... Но как же? – изумился Марек. – А... Нет, ты думаешь, этот москаль недоделанный...
– Положись на мою госпожу! – усмехнулась Зарина. – Редкие мужчины могут устоять перед силой её убеждения!..
7.
Собираться пришлось лихорадочно – благо, что ночь почти минула, и за окнами медленно разгорался алый рассвет. Всё время, пока воины, ругаясь и валясь с ног от хмеля и усталости, таскали наружу тюки, сундуки, ларцы... бочки опять же, Татьяна тихо и безнадёжно проплакала у бесчувственного тела пана Романа. Нет! Она не просила, не умоляла сотника. Даже не смотрела в его сторону! Только плакала – тихо-тихо, словно боясь побеспокоить снующий рядом народ. Лицо её, покрасневшее от слёз, сделалось некрасивым и Кирилл, исподволь за ней наблюдавший, признался себе – вот она ему не по вкусу. Что ж, тем и лучше! Не будет соблазна по дороге в Москву! А вот с чернавкой её, красивой татарской девкой, можно будет и любовь свести. Ишь, как глазищами стреляет из-под упавшей на лоб длинной прядки! На жениха, поди, уже и не смотрит!
Зарина и впрямь почти что забыла про Марека, не обращала внимания даже на обиженное его сопение прямо за спиной. Она пристально следила за тем, как её госпожа, не спеша никуда, обрабатывает очередную жертву. Сколько таких пало за последние годы!
Стоило пану Роману застонать, неловко повернувшись, как она вскрикнула и бросилась его целовать. Со стороны всё это выглядело жутковато... словно на тот свет уходила её госпожа! Впрочем, зная боярина Совина, Илью свет Викуловича, можно было предположить, что так оно и будет. Если даже побоится свою же честь пятнать, отдавая на потеху дворовым мужикам... это ждёт Зарину... то уж сам потешится вволю. Если только потешится – ещё ничего! Скорее же всего, равнодушный к чарам жены боярин просто забьёт её. Как забил прошлой зимой мальчишку, потерявшего где-то серебряный корабленник. И пусть мальчонка впрямь был виноват, кара, на взгляд Зарины, была слишком сурова. Именно тогда, кстати, Татьяна решила бежать. И уже потом подвернулся молодой, яростный, глуповатый, но красивый пан Роман Смородинский.
Слёзы из глаз Татьяны текли потоком, словно бы сосуд, из которого они вытекали, был без дна, глаза она выплакать явно не боялась, опасаясь худшей участи...
Наконец, слёзы сделали своё дело. Раздражённый сотник вскочил и резко вышел... Следующий раз они увидели его уже во дворе монастыря, перед самым отъездом.
Сотник шёл по двору взъерошенный, злой. Шаг его – быстрый, широкий, выдавал
– Что тебе, девка? – хмуро воззрился на неё Кирилл.
– Так ведь... –замялась Зарина, из-под ресниц наблюдая за тем, как меняется лицо сотника, как его взгляд упирается куда-то на пядь пониже её подбородка. – Куда нам размещаться-то, господин? Нам ведь воз нужен! Целый!
– А чего ты меня спрашиваешь?! – вызверился на неё Кирилл. – Вот его спрашивай!
Палец его, прочертив в воздухе замысловатую линию, указал на пана Анджея...
Пану Анджею, однако, оказалось не до телеги. Он страдал дикой головной болью, к которой примешивался стыд. Он, лучший друг и правая рука пана Романа; он, один из лучших рубак Волыни, вместо того, чтобы помочь другу, провалялся рожей в объедках и ещё орал что-то спьяну, когда пан Роман, бедный Ромек, падал на пол, сражённый подлым ударом москаля! И – словно в наказание – проклятая татарская девка, как напоминание о его позоре...
– Я тут при чём? - угрюмо поинтересовался он. – Вон тот мужик, считающий себя благородным воином, холоп из холопов, теперь ваш господин! Что он пожелает, так и будет!
Речь пана Анджея была слегка сбивчива и чересчур груба, но вряд ли можно его за это судить. Ведь он, бедняга, отлично сражался с этим самым сотником за победу и если проиграл, то лишь самую малость! На третьем кувшине скис!
– Он меня отослал к тебе! – тем временем, решила настоять на своём проклятая девка. – Скажи мне, куда грузить вещи!
– У-у-у! – взвыл пан Анджей. – Да чтобы всех этих москалей, до единого! Нехай его рожа окажется на заднице, а вместо рожи задница как раз и вырастет! Да чтоб его уши стали длинными, как у осла, а корешок и вовсе отсох!
Он мог бы ещё долго разоряться, сыпать самыми изощрёнными оскорблениями. Но внезапно умолк, насупился, словно сыч и молча уставился куда-то в сторону. Молчание быстро становилось из странного – тягостным.
– Ладно, грузись вот на тот! – хмуро сказал пан Анджей.
Он и не представлял, что всё самое худшее достанется его противнику...
Кирилл, не подозревая о грядущей беде, направлялся к коню, когда наперерез ему, раскинув радостно руки, сияя красным от слёз ликом, хлюпая распухшим от долгих рыданий носом, выбежала Татьяна. И – бухнулась на колени, прямо перед ним.
– Спасибо тебе, благородный воин! Ты – лучший из лучших, тебе нет равных по благородству!
Она, похоже, ещё долго могла нести подобную околесицу, но Кирилл, которого быстро перекосило, резким взмахом ладони остановил льющийся на него поток фимиама.
– Что случилось? – мрачно поинтересовался он.
– Как? – удивилась Татьяна. – Но ведь ты отпускаешь меня! Или... Или моя служанка ошиблась? Неправильно тебя поняла? Боже, за что ты караешь меня?! Я так страдаю, Господи!
Теперь она снова ударится в слёзы – понял Кирилл и поспешил оборвать её:
– Я отпускаю тебя, отпускаю! Успокойся, боярыня! Не думаю, что это добавит тебе счастья, но уж всяко снимет груз с моей души. Но если ты попытаешься сказать ещё хотя бы одно слово... одно слово благодарности! Я... Я заберу тебя с собой!