Ларец
Шрифт:
– Надежней некуда, – Катя фыркнула, поправив одно из ожерелий.
– Катька!! – Параша, завидя подругу, выпрыгнула из кареты посередь улицы, на которую вышли Роскоф и маленькая цыганка.
– Быстрей в экипаж! – прикрикнул отец Модест. – Нечего пугать обывателей, они памятливы.
– Едем в гостиницу, святой отец? – Роскоф прыгнул в седло.
– Теперь, по щастью, незачем, – отец Модест развернул лошадь в переулок. – Огорчительно мне было держать туда путь, вроде как лезть мишенью в тир.
На сей раз странные пути отца
– Быть может, святой отец, нас здесь не обнаружат, – заметил Роскоф, оглядывая горницу с обшитыми тесом стенами. – Но вить и мы эдак никого не найдем.
Из-за стены доносился хохот: Параша и Катя явственно увлеклись обратным превращением цыганки в мальчика.
– Охотились ли Вы на манок? Его еще надлежит изготовить, – отец Модест подошел к дверям. – Катерина, где остался настоящий ларец? В Петербурге?
– Ой, не знаю, я раньше ушла, чем она его пристроила, – крикнула в ответ Катя, а затем возникла в дверях уже в мужском наряде. – Должно быть, где у Петряевой вдовы припрятала.
– Вид ларца я хорошо помню, – задумался отец Модест, – но…
– Откуда ж Вы можете его помнить, святой отец, коли ни разу не видали?
– Уж будто, – отец Модест засмеялся. – Сабуровы-старшие хранили его в секретном ящике сзади письменного стола. Невелик труд найти, а знать видимость на всяк случай не помешает.
– Так Вы в дом тайком залезали, отче? – В голосе Кати явственно прозвучало уважение.
– Само собой, залезал, но сейчас не в том дело. – Отец Модест нахмурился, затем провел указательным перстом по лбу, как бы разглаживая в задумчивости морщину. – Коли мы не ведаем, где настоящий ларец, так не станем и тратить время, его копируя. Вдруг как-то он попал к Венедиктову? Нет, уложим подделку в самый простой ящичек вроде тех, что у бакалейщиков идет под молотый перец. Надобно еще найти лавку стеклянных безделок.
– Да зачем искать? Мало ль на мне было этой дряни? – Катя сверкнула зубами в улыбке. – Вот все это и сложим.
– Но погодите, святой отец, – вмешался Роскоф. – Кого ж Вы хотите провести фальшивыми побрякушками? Неужто слуг этого самого Венедиктова? Не похож он на простеца.
– Друзья мои, план мой прост, – отец Модест остановил Роскофа предупреждающим жестом руки. – Нам надлежит разделиться. Кто-то открытым образом поселится в гостинице вместе с подложными драгоценностями. Дальше надобно лишь держать ухо востро и вовремя оставить их без присмотра. Уверяю вас, никто не станет, воруя, брать с собою лупу. Довольно беглого взгляда, дабы удостовериться, что перед тобою именно украшения, особенно ежели нет оснований ждать подвоху. Хватаешь да бежишь со всех ног, а уж разбираешься после. Такова манера татя. Мы же пустимся тайно следом за ворами, и они приведут нас к Венедиктову, а следовательно, и к Нелли.
– Не могу не одобрить сего плана действий, – воскликнул Роскоф. – Но
– Не единственная, Филипп. Я на несколько часов оставлю вас всех, дабы снестися с людьми, что также помогут ее искать. Однако ловля на манка представляется мне самым быстрым способом.
– Тут Вы правы.
– А куда ж девать настоящие-то каменья? – вмешалась Параша.
– Так их возьмут те, кто останется здесь, в укрытии. Один из нас, мужчин, станет охранять их, другой же – гоняться за Венедиктовым. Думаю, последним буду я, а с собою мне следует взять Катерину, от нее, в виде мальчишеском, больше толку.
– Как и когда объединимся мы?
– Обсудим после, сейчас я должен идти.
Но прежде чем священник покинул дом, Катя сбегала в бакалейную лавку за деревянной коробкою из-под корицы, в которую они с Парашей, хохоча, уложили цыганские безделки. Настоящие же каменья, небрежно завернутые в кусок холстины, поместились в дорожной сумке Роскофа.
– Расскажи, как ты добиралася досюда одна? – спросила Параша, когда Роскоф, взявши шпагу, ушел от делать нечего упражняться во двор. – Было ль чего занятное по дороге?
– Да почти что не было, – Катя поежилась: в плохо протопленном дому казалось свежо.
– Ой, врешь, девка!
– Ну вру, экая невидаль. Не разобралась я еще с делом одним, разберуся, так и расскажу. – Катя принялась растирать ладонями ногу – под грубыми чулками пошла гусиная кожа.
– Э, да не Иродиада ли к тебе прилипла? – Параша легонько коснулась пальцами виска подруги. Катя дернула головой: прохладное прикосновение обожгло ее, словно кусочками льда.
– Вот докука-то, у меня с собою двенадцатитравного-то кошеля моего нету! – почти простонала Параша. – Не могла ж я его в обитель брать в барышнином-то обличьи! Укутайся вот, щас печь подтоплю.
Под Парашиным овчинным полушубком сделалось полегче.
– Да ты не прыгай, вроде отогрелась, – попыталась Катя остановить Парашу, изо всех сил ворошившую угли. Пожалуй, от озноба осталось теперь только странное покалыванье во лбу промеж бровей. Даже неприятным оно не было, словно маленькие иголочки еле-еле задевали кожу.
– Больно ты понимаешь, – проворчала Параша, не прерываясь. – Вон как глаза-то сверкают, и щеки будто свеклой намазалась.
Со двора доносились мерное притопыванье и посвист рассекающей воздух стали.
– Парашка, что там? – вдруг тревожно спросила Катя, указывая рукой.
– Как чего? Барин Росков сабелькой махается, – Параша с испугой вглядывалась в мгновенно осунувшееся лицо подруги, словно силясь что-то понять.
Катя уже не обращала на нее вниманья, с мучительным усилием прислушиваясь к шуму на дворе. Других звуков для нее, казалось, не существовало.
– Худо мне… – зашептала она. – Кто-то ищет не найдет, ищет, нашел… Тело белое железо холодное тянет. Холод тепла ищет, враз найдет…