Ларочка
Шрифт:
Москва готовилась той весной к Олимпиаде, и об отъезде беременной девушки она не пожалела. Столица прихорашивалась и выметала вон лишних людей, рассыпая их веером на стокилометровом расстоянии от своих границ. Таким образом, ненужность Ларисиного ребенка увеличивалась еще на целый порядок, он был лишним не только в жизни своей матери, но и в жизни Москвы.
Что она думала о пожирательнице валидола? Да почти ничего. Против ожиданий какого-нибудь отставной козы неофрейдиста, психика девушки не была радикально изранена этой историей. Она засела в ней не глубже, чем в Аксинье воспоминание об изнасиловании собственным отцом. Две обжигающие опасности: изменить родине и изменить полу, – совместившись, спалили начисто Изу, оставив от нее в памяти лишь небольшое дымное облачко, как от плохой сигареты.
16
Одно время Ларисе, упавшей на тихое дно провинциальной жизни, казалось, что и с Москвой покончено так же, как с ненормальной иностранкой.
Однако нет.
Всего через полтора года Лариса уже вновь сидела на кухне у Лиона Ивановича на Речном вокзале, ела пиццу и слушала рассказ хозяина дома, как готовится пицца. Это еда итальянских бедняков, на кусок теста крошат остатки того, что завалялось в холодильнике… Тогда еще можно было, сообщая эту чушь, выглядеть продвинутым человеком, мода на эту дрянную еду еще только начиналась в стране.
Жаркий сентябрь за окном. Лариса ела очень осторожно, сильно вытягивая шею вперед, чтобы не капнуть томатным соусом на платье. Отличное белое бязевое платье – спасибо мамочкиным связям. А еще новые, агрессивно изящные босоножки. Тонкие сильные загорелые руки в золотистых волосках, новая манера прищуриваться, как будто все, что попадается на глаза, оказывается ничтожнее, чем ожидалось. Лариса ела с удовольствием, с удовольствием ощущала свою подтянутую, загорелую, прохладную, несмотря на окружающую духоту, фигуру, отточенную на принеманских пляжах, и с некой ледяной радостью понимала, что она сейчас непобедима. Вон даже этот старикан у плиты и тот поплыл, ему даже трудно говорить – все время сглатывает сладострастную слюну. Но нет, теперь она не продешевит, она знает себе цену и поставила перед собой совершенно конкретную цель.
– Итак, ты приехала… – сказал Лион Иванович, затягивая потуже узел пояса на халате, лаконично демонстрируя свою сексуальную лояльность.
– Да, – беззаботно облизывалась Лариса, промакивая салфеткой свои чуть суховатые от природы, как бы всегда слегка опаленные страстью, губы.
– А в институте?
– Восстановилась.
– Ты же не уходила в академ?
– Ну и что? Я просто поговорила с деканом… беременность, то-се… и опять студентка.
Лион Иванович звучно скрутил пробку на бутылке «мартини» – редкость в те времена еще большая, чем пицца.
– Ну, что ж, значит, моя помощь не нужна?
– Нет, дядя Ли, нужна.
Маленький хозяин ожил:
– Ну?
– Я хочу замуж.
Артист поставил бутылку на стол. Еще раз затянул пояс и к тому же поправил шелковый шейный платок. Тихо просвистел:
– Фиктивно?
– Зачем? По-настоящему. Чтобы даже, может, с детьми.
Наполнив бокалы, Лион Иванович искоса глянул на развалившуюся в углу кухонного дивана фемину острым черным глазом:
– Но я женат.
– Ой, дядя Ли, вы, конечно, идеальный вариант…
– Понятно.
Лариса решила так – шутки в сторону, надо устраивать свою жизнь на серьезный лад, иначе можно до старости проболтаться в восторженных дурочках. Такие мысли часто приходят в девятнадцатилетние головы.
Любовь? Не смешите! Видели мы вашу любовь. Сплошная дичь и извращение. Надо ставить на настоящие, солидные ценности. Хороший дом (квартира, дача, машина), пристойный муж, пусть даже дети через какое-то время, а там посмотрим, там наверняка откроются какие-то новые виды.
В голове Ларисы как-то спокойно уживались две взаимоисключающие идеи: во-первых, жизнь коротка и надо торопиться, чтобы все успеть, во-вторых, все еще впереди.
– Вы мне поможете, дядя Леня? Вы ведь всех в Москве знаете.
17
Встретились у ресторана «Прага». Лариса поглядела на него с другой стороны Калининского проспекта, и ресторан почему-то показался ей океанским кораблем, по ошибке заплывшим в скопище городских зданий. В самом деле, дом сужается утюгом и как бы неуловимо движется ей навстречу. Нет, это ей просто хочется, чтобы впредь, начиная с сегодняшней встречи, все в ее жизни двигалось ей навстречу. Она в каком-то смысле, если угодно, Ассоль. И очень интересно, каков он, предстоящий капитан. Лариса иронизировала над собой, что ей было, в общем-то, не свойственно. Ситуация была настолько не романтической, что не хотелось смиряться с ней без хотя бы кривой усмешки.
Улыбнулась и нырнула в подземный переход.
Лион Иванович стоял у входа и сыто цыкал зубом.
– Так мы что, никуда не идем?
– Идем, почему ты решила…
– Но вы только что из ресторана.
– Я просто зашел поесть. Это не имеет никакого отношения к делу.
– Странно, ну ладно. – Лариса крутнулась перед своим низкорослым кавалером, показывая обнову. – Как? Я сгоняла сегодня на «Беговую». Сто восемьдесят. На «Врангеля» денег не хватило. «Ю эс топ».
Лион Иванович ощупал мелкими пальцами заклепки и швы:
– Это не американские. По-моему, Бразилия. Вроде бы не самострок.
Лариса возмущенно кашлянула:
– Меня трудно обмануть в таких вещах.
Лион Иванович кивнул:
– Пошли. Тут недалеко. Староконюшенный переулок. Старая породистая московская еврейская семья. Надеюсь, ты ничего не имеешь, так сказать, против?
– Про что вы?
– Академик Янтарев и его семья. Дочь академика, ее сын, то есть внук академика, муж дочери, которого нет, но который зять академика. Еще Нора, это как минимум. Они могли кого-то пригласить. Я друг зятя.
– Которого нет?
– Ты очень сообразительная.
– Да. А где зять?
– Ну-у, зачем тебе?
– Значит, ушел из дома.
– Ты еще и в жизни разбираешься, не только в шмотках.
Они быстро шли по Старому Арбату и на первом же повороте повернули налево.
– Вот еще что, Ларисочка.
– Мне не нравится, когда меня так называют.
– По легенде, ты моя девушка.
– Это и не по легенде, я ведь пришла с вами.