Лашарела
Шрифт:
И вот наконец посланцы вернулись.
— Почему сожгли птицу? — превозмогая слабость, спросил Георгий.
— Выслушай нас, царь! Мы попали в дом твоего телохранителя Лухуми. Самого его дома не оказалось. Но жена у него такой неописуемой красоты, что глаз не оторвешь, приворожила нас, да и только! Мы про все забыли, на нее глядя, вот и подгорел фазан. А они тебя ждут к себе, говорят, обещал заехать к ним. У них и ужин готов и постель.
— Выходит, она и вправду красива, — задумчиво проговорил царь. — Мне о ней говорил эристави Бакур,
— Красавица! Ангел, а не женщина, в жизни такой не видел! — наперебой принялись расхваливать охотники жену Лухуми.
— И они искренне меня звали? — спросил Георгий, все еще колеблясь.
— Искренне, государь, искренне, от всей души! Давно обещал, говорят, царь к нам заехать, и у нас, мол, все готово к его приезду. Хозяйка несколько раз повторила.
— А Лухуми дома? — спросил Лаша.
— Нет, он в поле на току.
— Да… Ну, что ж, едем в гости к Мигриаули, — принял внезапное решение царь. Слуги едва успели собраться, Лаша вскочил на своего гнедого.
После отъезда царских слуг Кетеван долго стояла у очага, охваченная дурным предчувствием.
Во дворе залаяли собаки, раздался конский топот.
Лилэ торопливо спустилась по лестнице.
— Царь едет! — крикнула она свекрови со страхом и радостью в голосе и бросилась к воротам.
Георгий никак не мог одолеть своего недомогания. Чем быстрее скакал конь, тем сильнее кололо в боку. Он весь холодел от боли и все больше слабел. Он не мог даже крикнуть слугам, которые ничего не замечали, чтобы те придержали коней, не мог натянуть поводья, чтобы остановить своего гнедого.
— Вот она, жена Лухуми Мигриаули, — негромко произнес догнавший царя лучник.
Лаша не слышал. Целиком отдавшись воле коня, он почти потерял сознание. Но при виде женщины, вышедшей ему навстречу из высоких ворот, он встрепенулся, ему показалось, что все вокруг загорелось нестерпимо ярким светом. Он спрыгнул с коня и, едва держась на ногах, шагнул к Лилэ. Но тут силы изменили ему, в глазах потемнело, он качнулся и, не успев позвать на помощь, свалился у ее ног без сознания.
Сопровождающие кинулись к царю, подняли его и внесли во двор.
Лилэ не сводила с Георгия глаз. Вот он перед ней, уже не прекрасное видение лашарского праздника, а живой человек, юный, красивый и такой желанный. Не замечая ничего вокруг, глядела на него Лилэ и чувствовала, что силы покидают ее. В какое-то мгновение ей показалось, что царь умер: она с трудом удержала рвущиеся из груди рыдания, молча глотая слезы.
— Наверх несите, в гостиную, — распоряжалась Кетеван.
Опережая слуг, она взбежала вверх по ступеням, разложила на тахте шелковые подушки. Царя бережно опустили на постель. Лилэ подсела к нему и дрожащими руками стала расстегивать застежки его кафтана. Принесли воды. Она брызгала ему в лицо, на грудь. Но глубокий обморок продолжался.
— Поезжайте скорее за лекарем. — Кетеван проводила слуг до ворот.
— Бывало с царем когда-нибудь такое? — спросила она
— Мы не слыхали, не знаем, — отвечали слуги.
— Не падучая ли у него? — беспокоилась Кетеван.
Слуги ускакали, и Кетеван вернулась в гостиную.
— Ну как? Не пришел в себя? — спросила она шепотом у Лилэ.
Лилэ отрицательно покачала головой.
— Господи, что же это с ним? И надо же, чтобы в нашем доме такое случилось! После нас будут винить во всем… — Охая и сокрушаясь, Кетеван тихо вышла из гостиной.
Бледная, дрожащая Лилэ склонилась над Лашой. Словно прощаясь со своей мечтой, она провела рукой по его волосам.
— Неужели конец? — простонала она.
Слезы Лилэ, падавшие прямо на лицо Лаши, привели его в чувство.
— Лаша… Лашарела… Царь! — забыв обо всем на свете, воскликнула Лилэ.
Царь потянулся, словно после глубокого сна, раскрыл руки и обнял склонившуюся над ним Лилэ. Она вздрогнула, хотела вырваться, но, ощутив какую-то слабость во всем теле и сама не понимая, что делает, приникла к его груди.
Царь в страстном поцелуе прильнул к ее устам.
На лестнице послышались шаги. Лилэ выскользнула из объятий царя и повернулась к двери.
Вошли лекарь и Кетеван.
— Не приходил в себя? — спросила тихо Кетеван.
Лилэ молчала, не зная, что ответить.
Лаша совершенно очнулся, но решил, что лучше будет прикинуться, будто он по-прежнему лежит в беспамятстве.
Лекарь склонился над больным, взял его руку и стал нащупывать пульс.
Кетеван настороженно следила за выражением его лица.
Через мгновение лицо лекаря озарилось радостной улыбкой.
— Жив? — спросила Кетеван.
— Жив… — ответил он, и все с облегчением вздохнули.
Лекарь объяснил обморок болезнью печени и назначил лекарство. Он успокоил хозяев дома, сказав, что опасности никакой нет, и удалился.
Лаша то ли уснул, то ли притворился спящим, и все бесшумно вышли из комнаты.
У Лилэ точно выросли крылья. Ей казалось, что она ходит, не касаясь ногами земли. Она не хотела сознаваться себе, в чем причина этой радости, заполнившей ее. Поцелуй Георгия горел на ее губах. Она шла за чем-нибудь и забывала, за чем идет. Брала в руки какую-нибудь вещь и не знала, для чего она держит ее в руках…
Кетеван хлопотала по хозяйству: нашла работу и царским слугам, и соседям, приглядывала за тем, как пекут хлеб, открывают кувшины с вином, режут скотину и птицу.
Спальня Лилэ находилась рядом с комнатой, отведенной царю.
Миновала полночь. Лилэ не спала, не спал и царь, — то и дело за стеной скрипела тахта и временами до Лилэ доносилось негромкое покашливание.
Лилэ не понимала, что произошло с царем. Был ли то приступ падучей, как обмолвилась Кетеван, или это болезнь печени, как объяснил лекарь. Но странно, что царь так быстро пришел в себя и обнял постороннюю женщину, чужую жену… А вдруг он прикинулся больным, чтобы разжалобить ее и соблазнить?