Ласточ...ка
Шрифт:
Из-за папы-спортсмена Маринка считалась тоже девочкой спортивной. Только всегда не в форме. С физруком папа договаривался финской водкой. Физрук, когда Маринка прыгала через козла, отворачивался. Маринка, колыхнув в полете своими семьюдесятью кило, усаживалась на козла и медленно сползала на мат. Физрук ставил «зачет».
На сдаче норм ГТО по бегу на шестьдесят метров Маринке всегда случайно недоставало пары-девочки. И бежала Маринка с астматиком Гошей. Гоша задыхался на дорожке, Маринка обильно потела. Они приходили одновременно. Гоша после забега шел в медпункт, где медсестра его реанимировала. Маринка шла в школьный буфет за шоколадкой – восстановить сожженные калории.
Маринкиному папе нужно отдать должное.
На тренировки ее возила бабушка. Пока ехали, бабушка Маринку кормила. Папа ругался – за час кормить было не велено. «Да дите ниче не съело, – оправдывалась бабушка, – пять колясиков салямки и печеньку». Папа понимал, что Маринка слопала полбатона колбасы салями и пачку печенья. Ну а после тренировки бабушка считала, что ребенка грех не покормить. И прямо в раздевалке разворачивала курицу, завернутую в фольгу, и бутерброды с сыром. Папа ругался. Бабушка отпиралась: «Да что там та ножка? Это же не курочка, а цыпленок. И мяса-то нет. Одни кости. А сырок я тоненько порезала». Сырок, может, и был порезан тоненько, но хлеб бабушка мазала маслом щедро. Ломтями. Через два месяца папе мягко сказали, что у девочки «тяжеловата попа» и она неперспективна.
Маринкин папа отвел дочку в бассейн – на синхронное плавание. В бассейне она пошла ко дну и потащила за собой еще одну девочку. Маринке хоть бы хны, отплевалась и пошла, а девочку еле откачали. Еще Маринка имела привычку писать в бассейн. Ничего не могла с собой поделать. Ей и говорили, и предупреждали, и ругали, а она все равно писала. Еще удивлялась, как тренерша замечает? Маринке и в голову не приходило, что там и замечать-то было нечего – она приклеивалась к бортику и застывала с напряженным лицом, разведя под водой ноги. В общем, синхронистки из нее не получилось.
От Маринки пострадала и Вета. Девочек на физре разделили на две команды и поставили играть в баскетбол. Вета оказалась в разных с Маринкой командах. Маринка не могла забросить мяч в корзину, зато хорошо стояла в обороне. «Пройти» ее было нереально. Она раздвигала ноги и руки и всей своей массой «давила» противника. Вета, метко попадавшая в корзину, решила Маринку «пройти». Кончилось все тем, что она оказалась зажатой в узком проеме между стеной и гимнастической скамейкой. Сверху на ней лежала Маринка, застрявшая в скамейке ногой. Вета лежала и думала, что сейчас задохнется. От Маринки кисло пахло потом. К тому моменту, когда физрук выкорчевал ногу орущей Маринки из скамейки, Вета уже попрощалась с жизнью. Вся правая сторона тела – от плеча до коленки – ныла, а на следующий день стала сине-желтого цвета.
На следующем уроке физрук опять разделил девочек на команды и велел играть в волейбол – от греха подальше. Опять же на всякий случай Маринку с Ветой поставил в одну команду. Вета плохо помнила, что случилось. Помнила, что Маринка отбивала мяч, сложив руки замком. Мяч отлетел прямо в Вету. Щека вспыхнула, голова загудела.
Вета считала себя отмщенной после следующего урока. Физрук периодически мучился с похмелья и разминку давал провести кому-нибудь из девочек или мальчиков. К тому же девочки каждый раз устраивали коллективное нытье – отказывались бегать по кругу, с ускорением, с захлестом назад, делать «тачки».
«Вот если бы была аэробика», – тянули девочки. Физрук сдался. Предупредил заранее, что на следующем уроке будет аэробика. Поставил на проигрывателе пластинку Боярского – про коня с зеленым глазом, тигров, которые у ног встали. Проводить разминку назначил Маринку – во-первых, из-за папы-спортсмена, во-вторых, он слышал, как Маринка хвасталась девочкам, что дома у нее есть специальная видеокассета с аэробикой.
Маринка подготовилась к уроку как могла. Надела привезенный папой модный гимнастический костюм – девочки онемели прямо в раздевалке. Сначала нужно было надеть лосины ярко-розового цвета. А уже сверху, на лосины, купальник с длинными рукавами и узкой полоской ткани между ягодицами. А еще у Маринки были ярко-красные гетры до колена. На руке – напульсник, на голове – махровая повязка. Маринка, обтянув телеса лайкрой, первой вышла из раздевалки. Девочки потянулись следом. Людка жевала конец своей косы. Она всегда начинала жевать косу, когда нервничала или страдала. Вете хотелось плакать. В общем, у всех настроение было испорчено. Даже перспектива аэробики больше не радовала – как можно заниматься аэробикой не в костюме? Маринкин пафос и общее напряжение сбил десятиклассник Игорь Абрамов, выходивший из спортзала. «Оба-на, телка в жопорезах», – сказал он, уставившись на Маринку.
Когда Вета уже выросла, слово «жопорезы» в применении к трусам вошло в обиход, до того как эти же трусы стали называться элегантным «танга». Но копирайт на название, в этом Вета была убеждена, принадлежал Игорю Абрамову.
Так вот физрук построил всех в спортзале, завел Боярского и ушел в тренерскую. Маринка начала крутить бедрами и приседать, как делали девушки на кассете. Мальчишки заржали. Маринка делала вид, что ничего не происходит. Девчонки тоже ничего не делали, а только смотрели на Маринку, плюхнувшуюся на пол для махов ногами. Все стояли и смотрели, как Маринка задирает ноги. Только Людка пыталась повторять, а потом решила не отрываться от коллектива. Маринка забежала в тренерскую в слезах. Физрук выключил Боярского и построил всех на «тачки». Маринка зарыдала пуще прежнего. Но физрук не знал, что «тачки» – единственное упражнение, где Маринкины семейные связи с финскими презентами не работали. В пару к ней становиться никто не хотел – ни за карандаш с ластиком на конце, ни за конфеты с ликером, которые Маринка потаскивала у отца.
Тащить за ноги толстенную Маринку, которая вяло перебирала руками, зато изо всех сил вихляла попой и дрыгалась, – это хуже кросса на три километра.
Так вот на вечере с американцами Людка должна была танцевать, а Маринка – общаться и блистать топиками. К встрече с гостями готовились заранее: Людка в актовом зале с музычкой репетировала «Цыганочку», Маринка с англичанкой учила топики – «Май флэт», «Май скул», «Май кантри». Их даже снимали с уроков. Людкина мама отвечала за сладкое – обещала напечь домашние эклеры, Маринкин папа – за выпивку для учителей.
Вета очень хотела попасть на вечер, но не знала как. Она даже позвонила тете Наташе и пожаловалась.
– Подожди форс-мажора, – посоветовала тетя Наташа.
– А что это такое? – спросила Вета.
– Обязательно что-нибудь случится. Так всегда бывает. В последний момент. Но главное, не упустить шанс.
Вета стала ждать. Тете Наташе она верила. И форс-мажор случился. Музычка – молоденькая девушка, только после училища – Елена Ивановна была застукана с учеником десятого класса Игорем Абрамовым прямо на рабочем месте – на школьном пианино «Слава». Трахались они с особым цинизмом – под заведенные на проигрывателе «Времена года» Чайковского, конкретно – произведение «Святки».
Елену Ивановну обещали «разобрать» на педсовете. Ее участие в вечере интернациональной дружбы поставили под вопрос. Срочно искали замену. К тому же выяснилось, что американская девочка из числа гостей собирается выступить с музыкальным номером. Поэтому срочно нужна была не учительница, а тоже ученица, которая слабает что-нибудь на фоно. Завуч знала, что мама Веты – учительница музыки, дома стоит инструмент, значит, и Вета должна играть. Вета играла, но в школе свою музыкалку не афишировала – музыку она всей душой ненавидела.