Ласточка
Шрифт:
Врач посоветовал не увлекаться частыми и длительными поездками, но и не рекомендовал давать лошади застаиваться. По его совету Юра каждое утро садился верхом и «проминал» Ласточку. Проминать ее было нелегко. Она оказалась горячей лошадью и всегда пыталась мчаться во весь опор Юре с большим трудом удавалось удержать ее на тихой рыси. Особенно горячилась Ласточка, когда видела впереди себя другую лошадь. Тогда она старалась во что бы то ни стало обогнать ее, и удержать в этом порыве Ласточку было почти невозможно.
К концу
Однажды на школьный двор пришел колхозный животновод. Ребята как раз привезли с опытного участка картофель.
— Пришел поглядеть на вашу лошадь, — сказал он. — Слышал, что очень стройная да красивая.
Ребята бросили свою работу, окружили животновода и наперебой стали расхваливать Ласточку. Один говорил, что она послушная, как ребенок, другой — работящая, третий, что у нее глаза умные, совсем как у человека, что она понимает каждое слово и только говорить не может. Им всем хотелось, чтобы дедушка Егор — так звали животновода — по достоинству оценил Ласточку. В Петровках все знали, что он, как никто, разбирался в лошадях и что его похвала стоит многого.
Старик внимательно осматривал и ощупывал лошадь со всех сторон, измерял длину ноги от копыта до коленного сустава, причем проделывал все это молча, без единого слова.
— Кто из вас за старшего, за хозяина возле лошади? — спросил дедушка Егор.
— Пока не заберут ее в колхоз, — сказал Юра, — хозяином считается школа, директор школы. Он нам все распоряжения дает.
— Ну, а конюшит кто, вроде как за старшего конюха?
— Все наше звено за ней ухаживает, — ответил Юра.
— И совсем не так, зачем неправду говоришь, — вмешался Семен Половинкин. — Юра у нас главный конюх, а мы все помогаем.
На крыльце школы показался директор. Увидев дедушку Егора, он направился к нему.
— Посмотрел, Егор Иванович, нашу лошадку? — спросил он.
— Посмотрел, — ответил животновод.
— Ну и как она?
Взоры всех ребят устремились на животновода. А он медлил с ответом, словно не решаясь сказать или обдумывая, как лучше сказать им что-то неприятное.
— Посмотрел вашу лошадь, посмотрел. И вот что скажу…
Он быстрым и решительным взглядом окинул столпившихся мальчиков.
— Это настоящая, думаю, что не ошибаюсь, чистокровная рысачка. Рысачка воронежских кровей. Не лошадь, а богатство. Благородный конь. Молодцы, ребята, что выходили. Ей бы, матушке, разве картошку да глину возить? На скачках, на бегах ее место, на племенной ферме.
— Выходит, на ней работать нельзя? — спросил Юра.
— Ну, почему нельзя? Теперь ей, пожалуй, только и осталось, что работать. Как-никак — переболела лошадь.
Слова старого животновода опечалили ребят. Им очень хотелось, чтобы Ласточка стала самой лучшей лошадью. Они немало слышали рассказов о чистокровных рысаках и мечтали, если не прокатиться на них, то хотя бы вблизи увидеть такую лошадь. И вдруг их Ласточка — рысак, но рысак, который бегать уже не может.
У Семена Половинкина отец был колхозным бригадиром. Как-то днем, проезжая верхом к отцу в бригаду, Семен завернул на будку к Юре. Под ним был молодой жеребчик Резвый, один из самых быстрых в бригаде.
Семен постучал в окно, не слезая с лошади, и, увидев Юру, поманил его к себе. Когда Юра вышел, Семен, словно заговорщик, молча оглянулся вокруг и таинственно прошептал:
— Давай попробуем. А?
Хотя и не было сказано, что именно предлагает «попробовать» Семен, Юра его прекрасно понял.
— Нет, — ответил он, — а вдруг опять с ней что-нибудь случится.
— А что с ней случится? Вон какая она налитая. Скажи, что просто боишься за нее.
— Чего же это мне бояться?
— Будто не понимаешь? А вдруг да не выдержит перед Резвым. Нахвалить-то ее нахвалили, а может еще и не за что.
Семен пренебрежительно улыбнулся и говорил, почти не глядя на Юру. Слова Семена и его улыбка возмутили Юру, ему захотелось поругаться с Семеном, но он сдержался и спокойно ответил:
— Кто же это нахваливал Ласточку? Лошадь как лошадь. И говорить зря нечего.
— Значит, не будешь скакать?
— А зачем я буду на ней скакать? Она не из скаковых, а из рысистых, — ответил Юра.
— Ну и мы давай их в рысь пустим, — настаивал Семен.
— Сказал — не буду, значит не буду, — решительно ответил Юра и хотел уйти домой, но Семен ловко спрыгнул с лошади и схватил его за руку.
— Юрка! Ну, будь другом, — неожиданным для Юры, просящим голосом заговорил Семен. — Ведь мне жалко ее — рысистой породы и не может бегать. Давай попробуем, «а! Ничего с ней не случится, — мы немного, чуть-чуть порысим, вон до того куста. Только попробуем. Может, и неправду говорил дед Егор. Ты знаешь, мне сегодня всю ночь кони снились. Тысячи коней. И Ласточка всех обгоняет. Давай, а? Даю тебе честное слово: если Резвый обойдет Ласточку, я никому, понимаешь, никому ничего не скажу.
Юра никогда не видел Семена таким возбужденным. Он понял, что Семён беспокоится о славе Ласточки и что в его просьбе — пустить Ласточку бежать с Резвым — нет злого умысла. Ему и самому не раз приходила в голову мысль, высказанная сейчас Семеном, мысль о том, что, возможно, дедушка Егор ошибся.
Юра колебался.
А Семен продолжал уговаривать:
— Понимаешь? Может, мы для нее доброе дело сделаем… Мы же не на десять километров пустим, а малость одну.
— Немного ехать — ничего не узнаешь, — ответил Юра.