Латинская Америка. От конкистадоров до независимости
Шрифт:
Алчность конкистадоров, бесчинства испанской солдатни довели до крайнего возмущения индейское население столицы. Вспыхнуло восстание, во главе которого встал племянник Монтесумы Куаутемок, — первое восстание индейцев против испанских завоевателей, за которым в течение трех столетий колониального господства последовали десятки вооруженных выступлений индейских масс.
Кортесу повезло — в самый критический момент к нему подоспела помощь: прибывший на 13 бригантинах многочисленный отряд испанцев с лошадьми, пушками, порохом.
Завоевание государства ацтеков было совершено не только силой испанского оружия. Кортес, не без успеха натравливая одни местные племена на другие, разжигал рознь между ними — словом, действовал по принципу «разделяй и властвуй». Создав на территории государства ацтеков и прилегавших к нему обширных землях свою колонию — вице-королевство Новая Испания, конкистадоры наладили систему расхищения природных богатств Мексики, беспощадной эксплуатации народных масс, жестоко подавляя проявления недовольства. Говоря об эпохе колонизации испанцами Нового Света, К. Маркс писал о Мексике как об одной из «обреченных на разграбление богатых и густо населенных» стран, где «обращение с туземцами было… всего ужаснее»{6}. О результатах колонизации испанцами этой страны красноречиво свидетельствуют цифры, показывающие катастрофическое уменьшение численности индейского населения. В самом деле, если индейское население Центральной Мексики к 1519 г. составляло около 25 млн. человек, то к 1548 г. оно уменьшилось до 6,4 млн., к концу 60-х годов XVI в. — до 2,6 млн., а в начале XVII в. здесь оставалось немногим более одного миллиона индейцев{7}.
Однако завоевание Мексики, как и других индейских земель в Америке, принесшее столь губительные последствия для ее народа, имело и другой с точки зрения исторического развития этой страны смысл. Как пишет советский историк М. С. Альперович, колонизация Мексики испанцами объективно способствовала «складыванию в этой стране, где ранее безраздельно господствовали дофеодальные отношения, исторически более прогрессивной социально-экономической формации. Возникли предпосылки вовлечения Северной и Центральной Америки в орбиту капиталистического развития и включения их в систему формировавшегося всемирного рынка»{8}.
Кроме того, высадка конкистадоров Эрнана Кортеса в устье реки Табаско и последовавшее стремительное завоевание древних государств, располагавшихся на территории современной Мексики, означали столкновение самобытной индейской цивилизации с одним из вариантов европейской культуры XVI в. — окрашенной религиозной мистикой испанской культурой. «Поразительное зрелище процветающей культуры… неведомой прежде и столь многим отличавшейся от привычной западноевропейской, оказалось выше понимания испанского конкистадора… И конкистадор, и миссионер увидели в представших им чудесах несомненное проявление злой воли некоего сверхъестественного существа, демона, заклятого врага рода человеческого. Уничтожение плодов дьяволова промысла явилось логическим результатом таких представлений: люди креста и меча принялись громить все и вся с усердием, достойным лучшего применения. Индейские цивилизации были уничтожены. Когда же самые рассудительные задумались о содеянном и осознали совершенную ими ошибку, ущерб оказался невосполнимым. Тогда попытались спасти хоть что-нибудь, что осталось от познаний, навыков, сокровищ духа, чтобы использовать эти осколки при организации нового общества, которое должно было укорениться на древних землях, но примыкать к христианскому миру»{9}.
В результате конкисты в королевстве Новая Испания постепенно формируется новое, специфическое в этническом и культурном отношении колониальное общество, вобравшее в себя как навязанные испанцами черты западноевропейской культуры, так и неистребленные, наиболее стойкие черты культуры аборигенов. В итоге взаимопроникновения, ассимиляции складывается принципиально новая — мексиканская — культура, в которой элементы богатой и самобытной индейской традиции обусловливают ее неповторимость. В какой-то мере сохранению индейской традиции способствовали, как это ни кажется парадоксальным, и сопровождавшие конкистадоров католические миссионеры. Дело в том, что для успеха своего дела они волей-неволей вынуждены были приспосабливаться к местным условиям. Необходимо было преодолеть языковой барьер — и миссионеры прилежно изучают индейские языки, чтобы затем на этих языках проповедовать христианскую доктрину. Необходимо было преодолеть барьер представлений о мироздании — и миссионеры приспосабливаются к индейскому пантеону, к устоявшимся в индейской среде понятиям. И по сей день сохраняются составленные в XVI в. грамматики и словари индейских языков, до сих пор католические обряды в Мексике сохраняют яркие черты древнеиндейского пантеизма. Как пишет советский исследователь В. Н. Кутейщикова, «на всем континенте едва ли найдется другая страна, где участие коренных обитателей в формировании нации началось бы так рано и сыграло бы такую громадную, неуклонно возрастающую роль, как в Мексике»{10}.
Следующим важным актом конкисты после покорения индейцев на землях современной Мексики стало завоевание Перу, происходившее в 1531–1533 гг. Следуя с Панамского перешейка вдоль Тихоокеанского побережья Южной Америки, конкистадоры получили сведения о существовании на юге еще одной богатой индейской державы. Это было государство Тауантинсуйу, или, как его часто называют по названию племени, его населявшего, государство инков{11}.
Организатором и руководителем новой экспедиции испанских конкистадоров был Франсиско Писарро, в прошлом неграмотный свинопас. Когда его отряд высадился на побережье инкского государства, то он насчитывал всего около 200 человек. Но в государстве, куда прибыли конкистадоры, как раз в этот момент происходила ожесточённая междоусобная борьба между претендентами на место верховного властителя инков. Это обстоятельство Писарро, как и Кортес в Мексике, немедленно использовал в своих целях, что во многом способствовало невероятной быстроте и успеху завоевания. Захватив власть, конкистадоры начали разнузданный грабеж огромных богатств страны. Из инкских святилищ были расхищены все золотые украшения и утварь, сами храмы разрушены до основания. «Писарро выдал покоренные народы своей разнузданной солдатне, которая в священных монастырях удовлетворяла свою похоть; города и села отдавались ей на разграбление; завоеватели делили между собой несчастных туземцев как рабов и заставляли их работать в рудниках, разгоняли и бессмысленно уничтожали стада, опустошали житницы, разрушали прекрасные сооружения, повышавшие плодородие почвы; рай был превращен в пустыню»{12}.
На завоеванной огромной территории была образована еще одна колония Испании, получившая название вице-королевство Перу. Оно стало плацдармом для дальнейшего продвижения конкистадоров. В 1535 и 1540 гг. вдоль Тихоокеанского побережья дальше к югу совершили походы сподвижники Писарро Диего де Альмагро и Педро де Вальдивия, однако на юге современного Чили испанцы встретили серьезное сопротивление со стороны индейцев-арауканов, что надолго задержало продвижение конкистадоров в этом направлении. В 1536–1538 гг. Гонсало Хименес де Кесада снарядил очередную экспедицию для поисков легендарной страны золота. В результате похода конкистадоры установили свою власть над многочисленными поселениями индейских племен чибча-муисков, обладавших высокой культурой.
Так Испания стала владычицей огромных колоний, равных которым не имели ни Древний Рим, пи деспотии древнего или средневекового Востока. Во владениях испанских королей, единственных в мире, как говорили тогда, монархов никогда не заходило солнце. Однако постепенно сложившаяся в Америке испанская колониальная система носила в целом примитивно-хищнический характер ограбления покоренных стран и народов. По словам французского исследователя Ж. Ламбера, «метрополия видела в своих колониях только источник обогащения путем вывоза драгоценных металлов и продуктов колониального сельского хозяйства, а также рынок для сбыта промышленных товаров метрополии. Всякая деятельность в завоеванных странах была организована для удовлетворения непосредственных нужд метрополии, без учета потребностей внутреннего развития этих стран»{13}. Вся экономическая жизнь американских колоний Испании определялась интересами короны. Колониальные власти искусственно тормозили развитие промышленности, чтобы сохранить за Испанией монополию, установленную на ввоз в колонии готовых изделий. Монополией испанской короны считалась продажа соли, спиртных напитков, табачных изделий, игральных карт, гербовой бумаги и множества других ходовых товаров.
Итак, самым главным достижением столь быстро и успешно осуществившейся конкисты Америки испанская корона считала овладение богатыми источниками драгоценных металлов. Надо сказать, что в этом отношении испанцы преуспели вполне. По примерным подсчетам, серебряные рудники только вице-королевства Новая Испания в 1521–1548 гг. дали около 40,5 млн. песо, а в 1548–1561 гг. — 24 млн.; большая часть добычи была отправлена в метрополию{14}.
Осуществляя закабаление индейцев, конкистадоры использовали методы закабаления крестьян, которые были уже успешно применены феодалами в самой Испании в ходе Реконкисты. Основной формой была энкомьенда — отдача тех или иных владений, поселений «под защиту лиц», располагающих достаточной властью, — короля, военно-религиозных орденов, отдельных феодалов. Феодал, оказывавший такое покровительство, назывался в Испании «комендеро», он получал от своих «подопечных» установленный сбор, в его пользу выполнялись некоторые трудовые повинности. Энкомьенда появилась в Испании еще в IX в., а наибольшего развития достигла в XIV в., когда комендеро открыто стали превращать находившиеся под их покровительством земли в свои вотчины. Феодальный институт энкомьенды оказался очень удобным для испанских завоевателей в Америке. Здесь «под опеку и защиту» того или иного конкистадора, а иными словами, в его энкомьенду, передавались сразу по нескольку индейских селений с многочисленным населением. Держатель энкомьенды (в Америке он назывался «энкомендеро») должен был не только защищать своих «подопечных», но и заботиться о приобщении их к «истинно христианским обычаям и добродетелям». На деле же это почти всегда оборачивалось фактическим закрепощением индейцев, приводило к их беспощадной эксплуатации со стороны энкомендеро, который превращался в феодального сеньора. Индейцы облагались налогом в пользу своего энкомендеро, который обязан был четверть его вносить в королевскую казну. Институт энкомьенды имел и военное значение. Уже в 1536 г. королевский указ обязывал каждого энкомендеро иметь постоянно «коня, шпагу и другое наступательное и оборонительное вооружение, какое местный управитель считает необходимым, соответственно… характеру военных действий, так, чтобы во всякое время было пригодно». В случае военных действий, предусмотренных этим указом, — как правило, для подавления индейских восстаний — каждый энкомендеро выступал в сопровождении группы своих «подопечных», для которых это было обязательной повинностью. Надо сказать, что такие ополчения, составленные из энкомендеро и их «подопечных», были в XVI–XVII вв. основной военной силой колониальных властей, потому что отправка в американские колонии сколько-нибудь значительных отрядов профессиональных солдат была сопряжена с немалыми трудностями. Такого рода ополчения, созывавшиеся властями в экстренных случаях, выполнив свою задачу, распускались, а составлявшие их энкомендеро возвращались к своим обычным делам.
Немалая часть индейских селений принадлежала непосредственно испанской короне и управлялась королевскими чиновниками. С проживавших в этих селениях индейцев взималась подушная подать, при сборе которой королевские сборщики налогов часто допускали злоупотребления. Закрепленные за владениями короны индейцы не имели права покидать свое селение без особого разрешения королевских чиновников. Кроме того, индейское население обязано было выделять определенное число мужчин для выполнения трудовых повинностей — строительства мостов, дорог, новых городов, крепостных сооружений. Самой ужасной, почти равносильной смертному приговору была принудительная работа на рудниках по добыче серебра и ртути. Все эти разновидности обязательной трудовой повинности в Новой Испании (Мексике) объединялись словом «репартимьенто», а в Перу — словом «мита».