Лавина (сборник)
Шрифт:
Из дома, как всегда, уехать было трудно. У мужа болело сердце, барахлил мотор. Это и понятно. Даже машину раз в год ставят на профилактику. Железо. А тут — живое сердце. Алеша на спор за рубль съел таракана. Мать почему-то приняла сторону таракана, хотя должна была испугаться за внука, назвала Алешу эсэсовцем и перестала с ним разговаривать. Не замечала. Алеша этого не выносил и рыдал в туалете.
Юра не звонил, никак о себе не напоминал, как в воду канул. Или воспарил, как ангел. И непонятно:
был
Каждый зависит от каждого. И Тамара зависела от Юр и от скульптора. Но есть еще и своя, только своя жизнь. Как своя музыкальная тема во вселенском оркестре. Пусть она слабенькая, наивная, флейта-пикколо. Но она не должна зависеть ни от первых скрипок, ни от громких барабанов, и ее надо пропеть.
Уехать из дома было трудно, но надо. Как бы ни заворачивала жизнь в мясорубку, каким бы ни пропускала фаршем, других это не должно касаться. Другие не должны страдать. Как говорили в чеховские времена: надо исполнять свой долг.
Самолет летел над Москвой и Днепропетровском, над Юрами и скульпторами, над облаками и облачатами. Земля медленно и мощно крутилась вокруг своей оси.
У Земли тоже было свое колесо.
Уж как пал туман…
— Челку поправь! — приказала Ирка.
— Как? — виновато поинтересовалась Наташа.
— Как, как, Господи! — расстроилась Ирка, вытерла руки о фартучек и задвигалась вокруг Наташи. Двигалась она легко, прикосновения у нее были легкие, и пахло от нее французскими духами.
Ирка обладала тем типом внешности, о котором говорят: «Ничего особенного, но что-то есть». У Ирки было все: она работала в Москонцерте, в нее были влюблены все чтецы и певцы, ездила за границу — то за одну, то за другую. Собиралась замуж — у нее были наготове три или четыре жениха.
Наташа обладала тем типом внешности, о котором говорят: «Вроде все хорошо, но чего-то не хватает». То, что все хорошо, считала Наташина мама и еще несколько доброжелательных людей, остальная часть человечества придерживалась мнения, что чего-то не хватает. Со временем доброжелательные люди примкнули к остальной части человечества, верной осталась только мама. Она говорила: «У тебя, Наташа, замечательные волосы, к тебе просто надо привыкнуть».
— Сиди прямо! — приказала Ирка.
Она вышла из кухни, потом вернулась с французскими духами. Ирка не жалела для Наташи ни духов, ни одного из своих женихов, но это никогда ничем не кончалось. Певцы пели песни советских композиторов, чтецы читали: «Жизнь моя, иль ты приснилась мне?..» Фокусники показывали фокусы со спичками.
Не веря больше в эстрадный жанр, Ирка раздобыла где-то настоящего мужчину, который плавал в Баб-эль-Мандебском проливе и ходил с ружьем на медведя.
— Щас я тебя пофурыкаю, — предупредила Ирка.
— Не надо…
— Понимала бы! — Ирка заскакала вокруг Наташи, опрыскивая ее из пульверизатора.
— Не надо. — Наташе жаль было духов, которые назывались «Char noir», что в переводе означает «Черная кошка». — Все равно ничего не получится.
— Неизвестно, — возразила Ирка. — Он строил ГЭС, не помню какую, в труднейших условиях. Строитель лучшей жизни. Про таких Пахмутова песни пишет, а он к нам живой придет.
— Может, не придет? — с надеждой спросила Наташа.
В это время позвонили в дверь.
Наташа вздрогнула и посмотрела на Ирку, Ирка — на Наташу, выражение лиц у обеих на мгновение стало бессмысленным. Потом Ирка метнулась в прихожую, и оттуда послышались голоса.
Наташа сидела на низкой табуретке посреди кухни и не знала, что делать.
Она окончила консерваторию, умела петь с листа и писать с голоса, могла услышать любой самый низкий звук в любом аккорде. А здесь, на Иркиной кухне, она чувствовала, что это никому не надо и она не в состоянии поменять все то, что она может, на то, чего не может.
Наконец отворилась дверь и вошел настоящий мужчина, строитель лучшей жизни.
Наташа успела заметить, что рубашка у него белая и некрахмальная, лежит мягко… Волосы русые, растут просто, а лицо неподвижно, будто замерзло, и на нем замерзло обиженное выражение.
— Знакомьтесь, — сказала Ирка.
— Толя. — Строитель протянул руку.
— Наташа. — Она пожала его жесткие пальцы и посмотрела на Ирку.
— Садитесь, — непринужденно руководила Ирка.
Толя сел и прочно замолчал. Иногда он поднимал глаза на стену, а со стены переводил на потолок.
— Скажите, — начала Ирка, — вы действительно плавали в Баб-эль-Мандебском проливе?
— Ну, плавал, — не сразу ответил Толя.
— А как, как, как? — обрадовалась Ирка.
Толя очень долго молчал, потом сказал:
— В скафандре.
— А зачем? — тихо удивилась Наташа.
— А надо было… — недовольно сказал Толя.
— И на медведя ходили? — Ирка не давала беседе обмелеть.
— Ну, ходил…
— А как вы ходили?
Ирке надо было подтвердить, что в ее доме настоящий мужчина.
— С ружьем, — сказал Толя.
— Страшно было? — тихо поинтересовалась Наташа.
— Не помню. Я давно ходил.
Ирка тем временем подала кофе.
— Я коньяк принес, — сказал строитель, — на лестнице поставил.
— Почему на лестнице? — Ирка подняла брови.