Лавина (сборник)
Шрифт:
Гия чувствовал, что ему следует возразить, но не мог придумать — что именно.
— Я ходил по сцене, потому что я красивый. А на карликов все смотрят потому, что они карлики. Ну и что?
— Но вы посмотрели чужие города! Я, например, всю жизнь мечтал побывать в Японии. Там, говорят, турецкие бани есть.
— Был я в турецких банях. Подумаешь! — Красавец махнул рукой. — Все это интересно посмотреть для того, чтобы потом вернуться и рассказать.
Гия догадался, что рассказать некому. Это был несчастливый красавец.
— Хотите мне рассказать?
Может, он пришел именно за этим. Но красавец покачал головой — он пришел не за этим.
— Что мне делать? — спросил он и поднял глаза на Гию. Брови у него были высокие.
— Живите, как все.
— Но я уже не могу, как все…
— Тогда я не знаю…
В конце дня в кабинет N 88 позвонил Вахлаков.
— Приезжай!.. — коротко распорядился Вахлаков. — Ты должен сказать, что я — это я. Меня в ресторан не пускают.
— Мне не хочется ехать, — извинился Гия. — У меня плохое настроение.
— А у меня, думаешь, хорошее? С пяти часов хожу от одной рожи к другой. Никто не верит.
— Вы покажите им удостоверение.
— Так я же на удостоверении старый.
Гия ничего не сказал.
— Ты меня слышишь? — заорал Вахлаков.
— Слышу, — спокойно сказал Гия.
— Возьми паспорт, — продолжал орать Вахлаков.
— Сначала объяснишь, что ты — это ты, а потом, что я — это я!
В ресторане было тихо — гораздо тише, чем в других московских ресторанах. Когда кто-нибудь шел по проходу, все оборачивались и смотрели, кто идет. Все знали друг друга.
Если появлялась красивая женщина, все опять оборачивались и смотрели сначала на женщину, а потом на того, с кем она пришла.
Когда вошли Гия и Вахлаков, на них никто не обратил внимания. Вахлакова не узнавали. Он стал худой, пиджак на нем висел, как на вешалке, шея вытянулась и нос вытянулся. В профиль он походил на ощипанного орла.
Гия и Вахлаков сели за столик возле деревянной лестницы. За соседним столиком сидела красивая женщина и слушала своего собеседника, который ругал Вахлакова.
— Банкет… — рассказывал собеседник, — человек на сорок. А в конце ужина он встает и произносит заключительную речь: «У нас в государстве все равны, поэтому платит каждый за себя».
— Неправда, — вмешался Вахлаков. — Совсем другая была речь.
— А вы откуда знаете? — высокомерно спросил собеседник. — Вы что, там были?
Вахлаков промолчал и посмотрел на девушку.
— Странно, — сказала девушка, — за меня он всегда платил.
— Пойдем отсюда, — сказал Вахлаков Семечкину. — Здесь кухней пахнет.
Они встали и перешли в самый дальний угол.
Отворилась дверь, в ресторан вошел высокий парень в длинном двубортном пиджаке, похожем на гимназический сюртук. Он помахал Вахлакову рукой и подошел к столику.
— Папа, — сказал парень, — зачем ты опять надел мою рубашку?
— Тебе что, жалко для отца рубашку?
— Не жалко, а я не люблю, когда мои вещи надевают.
— Как ты разговариваешь со старшими? — обиделся Вахлаков и посмотрел на Гию. Ему было неудобно перед подчиненным.
— Мама попросила передать тебе… — сын Вахлакова протянул деньги. Ни в коем случае не пей вина, пей коньяк.
— А почему нельзя вино? — удивился Гия.
— У него от вина аллергия, — объяснил сын Вахлакова.
— А от коньяка ничего.
Сын Вахлакова поклонился и ушел за другой столик.
— Стесняется, — сказал Вахлаков. — Стесняется родного отца.
Он щелкнул в воздухе двумя пальцами, подошла официантка.
— Риточка, принесите нам коньяку и все остальное, вы знаете мой вкус.
— Ничего я не знаю, — сухо сказала Риточка.
— Я не буду пить, Павел Петрович, — отказался Гия — Мне завтра на работу.
— Не называй меня по имени-отчеству.
— Хорошо. Скажите, а страшно было прыгать?
— Первый раз страшно, а второй и третий ничего. Такое впечатление, будто желудок к горлу подходит. Там, где я прыгнул, вмятина в асфальте осталась. О! — Вахлаков вдруг оживился. — Ты только погляди, какая походка! Лучшая походка в Москве. Это манекенщица. Валя! — позвал он.
Валя оглянулась, посмотрела на Вахлакова и пошла дальше. Он выбрался из-за столика и побежал следом, но скоро вернулся.
— Дура, — обиженно сказал Вахлаков и выпил стопку сразу, одним духом. — Послушай, — сказал он, — как ты думаешь, зачем я тебя позвал сюда?
— Чтобы я вас провел, — сказал Гия.
— Ну, это ерунда… — Вахлаков забыл, как он с пяти до одиннадцати ходил от одной рожи к другой. — Это ерунда. У меня к тебе дело.
— Я слушаю, — обреченно сказал Гия и посмотрел на свою наполненную рюмку.
— Знаешь, как мы с женой познакомились? — вдруг спросил Вахлаков.
— Нет.
— Я был начинающий поэт, а она машинистка. Никто меня не печатал, кроме нее. Она печатала и говорила, что я гений.