Лавкрафт
Шрифт:
В начале 1936 года Лавкрафт занялся еще одной работой из области любительского сочинительства. Это был небольшой очерк, или эссе, под названием «История Некрономикона». Эта мистификация в семьсот слов в псевдонаучном стиле начинается: «Первоначальное название книги — „Аль Азиф — Азиф“, слово, которым арабы обозначали ночные звуки (издаваемые насекомыми), принимавшиеся ими за вой демонов.
Написана Абдулом Альхазредом, безумным поэтом Саны (Йемен), расцвет творчества которого пришелся, по некоторым сведениям, на времена правления халифов Омейядов, приблизительно VIII в. н. э. Он посетил развалины Вавилона и катакомбы Мемфиса и провел десять лет в великой южной пустыне Аравии, известной у древних арабов под названием Руб-Эль-Хали, что означает „пустошь“, а у современных — Дахна, то есть „багровая пустыня“. Согласно преданиям, эта пустыня населена злыми духами-хранителями и смертоносными чудовищами. Те, кто, по их утверждениям, побывал там, рассказывают о ее чудесах много странных и неправдоподобных историй. Последние годы своей жизни Альхазред провел в Дамаске, где и был написан „Некрономикон“ („Аль Азиф“), и о
Далее следует отчет о различных изданиях «Некрономикона», в том числе и о его запретах властями. Затем резюме:
«1. „Аль Азиф“ написан приблизительно в 730 г. в Дамаске Абдулом Альхазредом.
2. Переведен на греческий Теодорием Филетасом как „Некрономикон“ в 950 г.
3. Сожжен патриархом Михаилом в 1050 г. (греческий текст)… Арабский текст утерян.
4. Олай переводит греческий текст на латынь в 1228 г.».
В 1938 году Уилсон X. Шеперд, любитель из Алабамы, издал этот небольшой розыгрыш в виде брошюры. Очерк перепечатывался несколько раз, обычно как «История и хронология Некрономикона».
Лавкрафт набросал эссе, не проверив приводимые факты, ибо в работе содержатся ошибки. Например, реально существовавший Олай Вормий жил в шестнадцатом-семнадцатом веках, а не в тринадцатом. Тем не менее научные выдержки и ссылки Лавкрафта многих убедили в существовании книги, и они изводили библиотекарей и книготорговцев требованиями предоставить ее. В картотеку библиотеки Йельского университета была подсунута учетная карточка на нее. Один остроумный книготорговец, Филип К. Душниз из Нью-Йорка, выставил в своем Каталоге № 78 экземпляр латинского издания за триста семьдесят пять долларов.
Однажды «Некрономикон» едва не материализовался. В конце тридцатых годов Мэнли Уэйд Уэллман, писавший тогда для дешевых журналов, а позже ставший профессором в Северной Каролине, зашел в подвальный книжный магазинчик в Нью-Йорке, в котором книги едва удерживались на провисших полках и все было покрыто толстым слоем пыли. Маленькая старуха, выглядевшая так, словно только отложила в сторону метлу, спросила его, что его интересует. Посмеиваясь, Уэллман ответил:
— У вас случайно нет «Некрономикона»?
— Ну почему же, есть, хи-хи, — захихикала старая карга, — правее… почти… вот он! [624]
Это была ложная тревога — она его не расслышала, но Уэллман испытал некоторый шок.
В 1935 году, хотя Лавкрафт и заявил, что впредь не сможет уделять много времени любительской печати, он все-таки внес в нее еще один значительный вклад: Морис Мо уговорил его написать для своего журнала статью в пятнадцать тысяч слов о римской архитектуре. Лавкрафт отослал ему лишь черновик. Когда стало ясно, что Мо не опубликует работу, Лавкрафт попросил вернуть ему рукопись, так как Хайман Брадофски хотел напечатать эту статью в своем «Калифорниан» («Калифорниец»). В декабре 1935–го Лавкрафт стонал: «Полагаю, мне придется ее напечатать».
624
Howard Phillips Lovecraft «А History of the Necronomicon», Oakman, Ala.: Rebel Pr., 1938; «Beyond the Wall of Sleep», Sauk City: Arkham House, 1943, pp. xxviiif; August W. Derleth «The Making of a Hoax» в Howard Phillips Lovecraft «The Dark Brotherhood and Other Pieces», Sauk City: Arkham House, 1966, pp. 262–67; M. У. Уэллман (в личном общении); Lee Shaw «The Day He Met Lovecraft» в «Brown Alumni Monthly», LXXII, 7 (Apr. 1972), p. 3. Это расширенная версия очерка, приведенного в письме Г. Ф. Лавкрафта К. Э. Смиту от 27 ноября 1927 г. Название арабской «Пустынной местности» правильнее было бы транслитерировать как «Rub'al-Khali» (у Лавкрафта стоит «Roba El Khaliyeh». — Примеч. перев.). В 1973 году любитель научной фантастики и писатель Джордж X. Скитерс издал «Аль Азиф (Некрономикон)» в виде факсимиле на (вымышленном) дюриакском языке, со вступлением в духе Мифа Ктулху автора данной книги (Philadelphia: Owlswick Press, 1973). Лавкрафт говорил, что нашел значение «азиф» в примечании к «Ватеку» Бекфорда. (Джордж X. Скитерс (род. 1929) — американский писатель-фантаст, редактор и издатель. Тираж его «Некрономикона» составил 348 экземпляров. В 1977 г. американским издательством «Шлангекрафт, Инк», тиражом 666 экземпляров был опубликован т. н. «Некрономикон Симона» — по имени загадочного монаха, якобы передавшего оригинальный манускрипт издателям. «Некрономикон Симона» основан на шумерской мифологии, его связь с Мифом Ктулху весьма незначительна. В следующем году свет увидела еще одна версия «Некрономикона», под редакцией Джона Хея, на этот раз без всяких претензий на подлинность, однако непосредственно связанная с Мифом Ктулху и даже содержащая лавкрафтовские «цитаты» из него. Во вступлении к изданию Колин Уилсон заявляет, что данный «Некрономикон» — это расшифрованная «Liber Logaeth» Джона Ди. — Примеч. перев.)
Но, как оказалось, он был пощажен от этой изнурительной работы: Мо потерял рукопись. Эта статья — одна из трех значительных работ Лавкрафта, не считая писем, о которых известно, что они утрачены.
Некогда он написал рассказ для неизвестного клиента о жабоподобном боге Цатоггуа Кларка Эштона Смита. Клиент отослал рассказ в «Виэрд Тэйлз», но Райт не принял его, и с тех пор об этом произведении
Также Лавкрафт рассказывал, что у его случайного знакомого, с которым он сошелся во время прогулок по улицам Провиденса, был «…написан рассказ о реальном случае. Жила некогда девушка, работавшая горничной в гостинице на Бенефит-стрит, потом она уехала и вышла замуж за богатого. Некоторое время спустя она вернулась и остановилась в той самой гостинице. Но с ней обращались грубо и пренебрежительно, так что она съехала, наложив при этом „проклятье“ на гостиницу, всех, кто ее унижал, и на все, связанное с гостиницей. Тотчас же на всех обрушились явные неудачи, а сама гостиница сгорела дотла. Более того, каким-то образом на том месте больше никому не удавалось снова построить что-либо. Даже тогда, когда Г. Ф. Лавкрафт рассказывал нам эту историю, место, где некогда стояла гостиница, до сих пор было пустым.
Лавкрафт закончил рассказ, но, не отпечатав по обыкновению машинописной копии, сделал лишь один экземпляр рукописи, который затем отослал издателю. Его рассказ так и не появился в печати. Он затерялся на почте».
Лавкрафт писал о своем творчестве: «Я почти совсем исчерпался в том стиле, которому следовал… Вот почему я постоянно экспериментирую в поисках новых способов отображения настроения, которое хочу описать». «Подлинный художник», полагал он, должен полагаться не на сюжет и событие, а на настроение и атмосферу. Лучшие страшные рассказы — это те, в которых рассказчик является пассивным наблюдателем, каковым он сам часто бывал в своих снах. Но дух времени, был уверен Лавкрафт, не расположен к подобному творчеству: «Фантазия — это выражение субъективной, а не объективной жизни — настроения, а не событий, — и та манера, в которой я пишу, отображает настроение, окрашенное традицией. Это полностью противоречит современному вкусу. Сегодня спрос на реальность — а если и не на объективную реальность, то на некий психоанализ настроения, который исключает традицию и больше имеет дело с грубыми эмоционально-психологическими сложностями, нежели с чистым созидательным воображением» [625] .
625
Письмо Г. Ф. Лавкрафта P. X. Барлоу, 17 декабря 1935 г.; Lee Shaw «The Day He Met Lovecraft» в «Brown Alumni Monthly», LXXII, 7 (Apr. 1972), p. 3; письмо Г. Ф. Лавкрафта Д. У. Римелу, 28 сентября 1935 г.; К. Дж. Стерлингу, 20 ноября 1935 г.
Он все еще отстаивал свою позицию «искусство-ради-искусства»: «Хорошее сочинительство не может иметь иной мотивации, кроме стремления автора к выразительности и гармоничному облачению в слова…» Коммерческий рынок приводит писателя «к ухудшению его стиля во исполнение низкопробных редакторских требований». Следовательно, писатель должен извлекать доход из какого-то другого источника, нежели сочинительство. «Если я не смогу зарабатывать деньги, не извращая свое сочинительство, то лучше умру с голоду… Мне не известен какой-то иной повод продолжать жить, кроме как пытаться делать ту единственную вещь, что представляется мне достойной» [626] .
626
Письмо Г. Ф. Лавкрафта Г. Каттнеру, 16 апреля 1936 г.; P. X. Барлоу, 21 октября 1935 г.; Р. Блоху, 2 ноября 1935 г.; Э. X. Прайсу, 15 декабря 1935 г.
При всех переменах в своих взглядах в последние годы жизни Лавкрафт так и не дрогнул в своем антикоммерциализме. Скорее, наоборот — как раз тогда, когда он стал дружелюбнее относиться к представителям национальных меньшинств, он стал более твердо противостоять духу конкурентоспособного бизнеса.
«Любая хорошая работа, — писал он, — должна исходить из подсознания», без оглядки на рынок. Клиентура дешевых журналов — «безнадежно пошлая и тупая чернь». «Коммерция более или менее отвратительна всем видам искусства… Чернь и торговцы… ненавидят всю хорошую литературу». «Стимул к получению прибыли не имеет какого бы то ни было значения для любой работы, даже отдаленно связанной с подлинным искусством» [627] .
627
Письмо Г. Ф. Лавкрафта Э. X. Прайсу, 16 марта 1936 г.; 14 марта 1935 г.; В. Финлею, 1 октября 1936 г.
Лавкрафт признавал, что его точка зрения не только непрактична, но даже вредна для его выживания. Споря о перепечатке старых рассказов в «Виэрд Тэйлз», он объяснял: «Если это „плохой бизнес“, тогда я говорю: к черту бизнес! Теоретически я способен понять вашу точку зрения в этом вопросе — но в моей сущностной философии жизни глубоко укоренилось противоположное убеждение. Я никак не могу одобрить коммерциализм как конечную цель и испытывать постоянную или искреннюю общность с его методами. Конечно же, необходимо, чтобы каждый человек был обеспечен едой, одеждой и жильем, но я не в состоянии приучить себя к идее приобретения как к важнейшей цели. То есть я не могу думать о затрачивании усилий в непосредственных терминах прибыли. Для меня цели заключаются в 1) создании, если возможно, чего-то внутренне качественного и 2) удовлетворении истинных потребностей. Если мое собственное выживание не может быть обеспечено как побочное по отношению к достижению этих целей, то тогда я убежден, что что-то неправильно. Вот только что мне делать в этом случае, я не могу сказать — но признание трудности никак не изменяет мои главные инстинкты и чувства… Действительность заключается в том, что я всегда нахожусь в летаргическом бездействии, за исключением случаев, когда действую исходя из того или иного побуждения, которое представляется мне обоснованным и целесообразным, — создания чего-то хорошего, насколько только я способен сделать это, и выполнения работы, которую необходимо выполнить».