Лайка
Шрифт:
Вот труба просунута в отверстие специально приделанной к потолку металлической сэндвич-панели, которая, к счастью, почти не пострадала – так, слегка погнулась только. Вот захрустела подожжённая береста, и отсветы от веселых языков пламени забегали по бревенчатой стене. Избушка снова стала жилой. Вымотанный до предела, Никита из последних сил сварил себе в котелке кусок рыбы, покормил, пока варился скромный ужин, свою лайку и, зашаив печку, задремал. Часа через три он проснулся от острой боли в обоих боках, потом начался приступ кашля – так он проерзал на шатающейся своей «новой» лежанке в полузабытье чуть ли не до рассвета. Доски, застланные поверх поленницы дров, так и норовили разъехаться при каждом движении, но вставать, чтобы как-то подправить шатающиеся полена под лежанкой не было сил и желания. Под утро, часа за два до рассвета, над вершинами деревьев появилась полная луна и снова, как два с лишним месяца назад возле школы в Сайгире, ее свет каким-то странным образом успокоил Никиту, прервав мечущиеся по узкому кругу мысли в его сознании. Даже Рекс, видимо обеспокоенный наступившей тишиной в избушке, вдруг вылез из своего убежища –
С первыми лучами солнца он проснулся от дикой головной боли и странного першения в горле. «Не простыл ли я вчера, – подумал Никита, закладывая дрова в печку. – Как же меня Юрий Всеволодович наставлял ни в коем случае не простужаться. Худо же мне придется, если это так и есть».
Все же после недолгих раздумий Никита, несмотря ни на что, решил проехаться по тайге и насторожить кулемки. К тому же он не был на этом участке с весны и, скорей всего, их все придется, где чинить, где поправлять, зачищая от снега и наледи.
Избушка, как уже было сказано, стояла у подножия горы на северном, то есть правом, берегу Нымды, которая здесь уже представляла собой небольшую горную речушку. Еще отец тестя в стародавние времена выбрал для домика это место по причине того, что гора защищала от лютого северного ветра. В то же время, между избушкой и горой имелась небольшая балка, и во время сильных ливней или во время снеготаяния вода со склонов попадала туда и уже по ней стекала в Нымду. За этой балкой, чуть выше по Нымде, имелся родник, который не замерзал даже в самые сильные морозы. Конечно, вода и в речке была довольно чистой и вполне пригодной для питья, но вода из этого родника была совсем иного уровня, а чай же и вовсе даже из посредственной заварки получался отменным.
Сама охотничья территория находилась с другой стороны речки: та сторона холмистой равниной уходила вдаль на юго-восток, постепенно переходя в гористую местность. Между холмами текли множество мелких ручьев, и, видимо, черный соболь из востока по какому-то зову своих предков нет-нет да появлялся периодически в этих благословенных для них краях. В среднем это происходило раз в три-четыре года. Круг по этой территории, вытянутый далеко на восток, был довольно длинным, и Никита решил, что если до полудня не дойдет до середины, то вернется по открытому путику назад.
Полностью подготовившись к рабочему дню и к долгому путешествию по тайге, Никита вышел из избушки, закинул на спину свой карабин и только тут заметил, что с той стороны балки, по пути к роднику, где раньше росли две сосны, из-под снежного сугроба торчат только ветки. Правда, эти две сосны так же, как и та, что упала на домик, росли на камнях. «И эти свалились, – подумал с горестью он.– Что же все так рушится? Видимо, неспроста все это – не будет удачи в охоте. Может, вернуться назад на базу?» Раздумывая, стоит ли сегодня отправляться в тайгу, – может, таки отлежаться сегодня? – Никита машинально надел лыжи и направился, прихватив пустую пластиковую пятилитровую канистру, в сторону родника. Перейдя всего лишь балку, Никита обессиленно прислонился к могучему корню одной из сосен. «Да, надо, пожалуй, сегодня переждать и никуда не ходить, – обеспокоенно рассуждал он, вглядываясь в панораму снежной тайги на том берегу, – или же хотя бы попробовать пройти хотя бы треть маршрута, чтобы посмотреть, стоит или не стоит рассчитывать на добычу в этом году?»
Рекс, уже настроившись на выезд в тайгу на охоту, немного озадаченно постоял, вглядываясь в маячащего с той стороны оврага Никиту, и медленно побрел по лыжне к нему, видимо, в попытке уговорить все же выйти на работу. Лайке было неудобно идти по глубокому снегу на склонах балки и потому, поднявшись к хозяину, она решила подойти к нему по стволу сосны, который, судя по всему подчищенный метелью, чуть возвышался над снежным настом темной полоской.
Никита, все еще не определившийся окончательно в своих планах на сегодня, отрешенно наблюдал, как вначале Рекс долго и неуклюже, проваливаясь в пустоты между веток кроны сосны, вскарабкивался на ствол дерева, а потом неуверенно – местами на коре виднелись тонкие слои наледи – двинулся к нему. «Ишь, какой хитрый, – произнес, улыбнувшись, Никита. – Только, смотри, сейчас свалишься и будешь потом долго карабкаться наверх. Ты же собака, а не рысь…» Он не успел закончить свою нравоучительную мысль, как задняя лапа лайки соскользнула, и собака в мгновение ока исчезла из виду. «Я же тебя предупреждал, – сказал Никита, качая головой, – давай, вылезай обратно из сугроба». Он решил, что Рекс снова провалился в полость между ветками дерева, но тут непривычный вой, словно заплакал ребенок, донесся откуда-то из-под земли, почти прямо из-под его ног.
– Это еще что такое? – удивленно прошептал Никита и, поперхнувшись слюной, закашлял. – Вот это настоящее фиаско, как говорит Сашка. Рекс, ты куда провалился, прямо в ад?
Никита сообразил, что под обломками ветвей сосны, то ли за лето-осень, то ли от этого непонятного землетрясения, непонятно как добравшегося в эти места, образовалась яма. Причем, этот провал, судя по испуганному голосу бесстрашного и умного Рекса, имел внушительную глубину. Он осторожно, чтобы самому не оказаться рядом со своей собакой, подошел мелкими шажками, двигаясь вдоль ствола на своих прочных самодельных лыжах, к зияющей черной дыре и, держась за толстый сук, вытянулся над ней, пытаясь рассмотреть масштабы будущей задачи по вызволению лайки из своеобразной темницы. Увидев лицо хозяина, Рекс оптимистично коротко тявкнул в ожидании скорейшего освобождения. Никита больше всего боялся, что пес мог пораниться при падении или же, не дай Бог, сломать себе лапу – это стало бы точно точкой в охоте. Лайка же стояла, насколько он мог рассмотреть в полумраке, уверенно на своих лапах, что успокоило в некоторой степени Никиту. Вглядевшись повнимательней, он, во-первых, отметил, что сам он стоит надежно на самом краю провала и поэтому никуда не свалится, а, во-вторых, что довольно сильно испугало его, Рекс застыл на небольшом, примерно с квадратный метр, уступе, а рядом с ним зияла черная дыра куда большего размера, чем этот козырек. Если на этом уступе, до которого было около трех метров, белел тонкий слой снега, то в этой зияющей темной пустоте не было видно ни единого белого пятнышка. Надо было срочно вытащить лайку, пока та случайно не упала в эту дыру. Никита, одновременно радуясь тому, что Рекс чудом удержался на уступе, и страшно беспокоясь, как бы тот не свалился с этого пятачка, в смятении бросился к нартам за лопатой и веревкой. Он даже свой карабин, чтобы тот не задерживал его никоим образом – дорога была каждая секунда, – закинул на тот обломленный сук, за который он держался, и тут же забыл про него.
Дорога туда и обратно через балку заняла минут пять. Еще минут двадцать Никита убирал снег рядом с ямой, подготавливая площадку для спасательных работ, время от времени ободряя Рекса короткими репликами и заглядывая во впадину. Когда он подчистил участок вокруг провала, то ужаснулся тому факту, что сам он чуть не провалился, когда шел сюда в самом начале. «Вот и закончилась бы моя жизнь в этой яме, – содрогаясь от ужаса, подумал он, представив дальнейший ход событий, провались он туда вместо собаки. – Еще неизвестно, смог бы я удержаться на уступе…»
Никита перекинул висевший на обломке сука карабин в другую сторону ствола и, сложив пополам веревку, накинул петлю на сосну и пропустил через нее оба конца. Затем нарубил короткие дрюки из сучьев и закрепил их петлями на этих длинных концах с таким шагом, чтобы получилась удобная веревочная лестница для его спасательных работ. Хотя было довольно холодно, Никита снял с себя все, что мешало для лазания в провал, оставшись в свитере и суконной безрукавке, и осторожно спустился к Рексу, – благо, до уступа было совсем не глубоко. Приладив к лайке свой охотничий пояс, он дополнительно обмотал ее крепким длинным мешком и, завязав за спиной ее концы, все это дело пренадежно приторочил к концу другой веревки. Только после этого Никита из некоторого любопытства оглядел пространство провала. Яма представляла собой вытянутое – в длину примерно метров шесть и шириной метра полтора-два – подобие эллипсоида, если можно так сказать. Та сосна, с которой свалился Рекс, лежала поперек с одной стороны этой щели, а другая, которая росла чуть дальше, упала первой, и при падении закрыла своей кроной эту яму почти целиком. По всей видимости, первая волна сильного снегопада и дальнейшие сибирские метели всю эту «конструкцию» законопатили так, что со стороны никак нельзя было заметить эту впадину. Да и сами стены этой ямы показались более чем странными: почти ровные, строго вертикальные, они были словно вырезаны каким-то лазером чудовищной мощности, а не образовались вследствие природных явлений. Также мимоходом он приметил необычно чистую и ровную поверхность самого уступа, если не считать небольшие обломки веточек и сосновой хвои. Да и снег на этом козырьке был почему-то явно лишь тот, который свалил на него при падении Рекс. Отметив эти своеобразности, Никита забыл про них почти сразу: надо было выбираться наверх и бежать в домик греться, хотя, ему показалось, что снизу как будто бы веет легким теплом.
Вызволив собаку из западни, Никита тут же дрожащими от холода руками накинул на себя свою теплую куртку и затем стал снимать все то, что он намотал на Рекса. Он совсем позабыл в суматохе и из-за плохого самочувствия про свой карабин. Когда Никита поднимал Рекса, то веревку для дополнительной надежности он петлями накидывал на тот конец обломанного сука, на котором висело ружье. К тому же, когда он в самом начале перекинул его на другую сторону ствола, впопыхах не заметил, что ремень и вовсе ни за что теперь не держался. Развязывая лайку, он в какой-то момент потянул веревку и, сперва даже не понял, что за грохот послышался из провала. Сообразив, что это упал в яму карабин, Никита просто остолбенел: если ружье упало на самое дно провала, – а, судя по звуку, так он и было, – то запросто мог сломаться приклад или еще что – он никогда не кидал с высоты на камни оружие и не мог даже предугадать степень его поломки из-за такого казуса. «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, – невпопад сказал он, обращаясь к своей лайке. – Другого карабина у нас с собой нет, мой друг, – двустволка в базовой избушке. И какой же я охотник без карабина, а? Дай Бог, чтобы ничего с ним не случилось… Однако, пошли греться – не ровен час, я совсем замерзну. Придется сегодня полежать здесь. Сейчас немного согреюсь и полезу в этот колодец, будь он неладен! И угораздило же тебе путь срезать, Рекс? Мы же не на охоте: шел бы по лыжне за мной, а лучше бы сидел возле снегохода…» Посетовав на неудачи и отчитав своего помощника, Никита заторопился обратно в еще не успевшую остыть избушку.