Лазарев. И Антарктида, и Наварин
Шрифт:
Командир мельком взглянул на журнал, повеселел.
— В другой раз обошли наполовину градуса южнее знаменитого капитана Кука.
— Но то не беда наша, а слава, Михаил Петрович, — вставил Абернибесов. — Россияне, стало быть, не худо по морям хаживать могут, на крайний случай аглицким не поддадутся. Наши в поле не робеют.
Пока разговаривали, пошел мокрый снег, с «Востока» прогремела пушка. Новосильский вскинул подзорную трубу.
— «Восток» телеграфирует: «Переменить галс к осту, держать на румбе норд-ост».
Лазарев посмотрел на вымпел.
— Право, жаль расставаться с южными широтами. Надобно бы пробежать десяток-другой миль вдоль кромки, однако ветер заходит к осту.
В полдень наступило безветрие, Лазарев пригласил к обеду начальника экспедиции и офицеров «Востока». После обеда командир показал гостям искусно выделанные чучела пингвинов, пеструшек, бурых птиц. В каюте командира под потолком висел, распластав крылья, белый альбатрос. Офицеры «Востока» удивились.
— Кто сей искусник на «Мирном», что такие поделки мастерит?
Лазарев указал на Галкина:
— Вот он, умелец, срабатывает, пожалуй, добротней ученого натуралиста.
— Где же вы научились? — спросил Беллинсгаузен.
— В бытность мою преподавателем и директором гимназии в Казани неоднократно приходилось препарировать для естественных наук животных и птиц разных. К тому же отец егерем служил. От него многое почерпнул.
Корабли лежали в дрейфе. Спустили шлюпки, отправились к большой льдине. Предварительно с «Востока» из коронад дали по льдине несколько выстрелов. От льдины откололись большие куски. Матросы вытащили их на пологий берег айсберга, льдины раскалывали на мелкие части и отправляли на корабль. Скоро все бочки наполнились кристально чистым льдом. Задул противный ветер, шлюпы изменили курс, чтобы испытать еще раз возможность пробиться сквозь льды к континенту.
Не успели корабли лечь на новый галс, как начался сильный снегопад. Опять паруса облепило густо снегом, снасти обледенели, корабли теряли ход. Пришлось поворачивать против ветра, лавировать, стряхивая с парусов снег. Вся подвахта скалывала лед с обледенелых снастей, сбрасывала за борт снег с палубы.
В начале февраля ветер стал крепчать, дул с порывами, повалил мокрый снег, пришлось взять рифы.
Как всегда, в полночь, после четвертых склянок, Лазарев обошел корабль. На «собачью вахту» заступали надежные люди. «Мирный» шел правым галсом, удерживаясь в видимости зажигаемых каждый час огней фальшфейера «Востока». Порывом ветра с вант фок-мачты сбило огромную сосульку, она с грохотом разбилась о палубу. «Пора и вздремнуть», — подумал командир, спустился в каюту и, не раздеваясь, прилег на диван. Где-то рядом, за бортом, мерно шумели разрезаемые форштевнем волны, гулко стучали по обшивке встречаемые льдины.
Внезапно шум стих, на верхней палубе, торопясь, протопали вахтенные. Через минуту Лазарев был на шканцах. Сквозь пелену снежного заряда с правого борта виднелась ледяная громада. Еще полчаса назад тугие паруса обезветрели. Не успел вахтенный лейтенант доложить Лазареву о случившемся, как матрос на салинге громко крикнул:
— Лед сто саженей! Справа и слева!
— Всех наверх! — скомандовал Лазарев. — Лево на борт. Боцман! Всем стоять с правого борта с крюками и рострами.
Корабль, еще двигаясь по инерции, стал медленно уваливаться влево. Снежный заряд внезапно пропал. Два ледяных острова, столкнувшись дальними краями, медленно сходились, зажимая, словно гигантскими клещами, «Мирный».
«Главное, не потерять инерцию», — мелькнуло у Лазарева. По его команде все матросы, вооружившись крюками, запасными реями, стеньгами, стали медленно протягивать корабль, как бы выталкивая его из западни на чистую воду. Лазарев мельком взглянул наверх: слава Богу — вымпел на грот-мачте, словно нехотя, зашевелился, расправился, слегка заполоскал на ветру.
— Стакселя готовить на левый галс! — И спустя минуту приказ командира лихо выполняли матросы. Но вот срез кормы миновал кромку подветренной льдины. Через несколько мгновений страшный грохот сомкнувшихся ледяных гигантов слился с гулом пушечных выстрелов, подаваемых с «Востока».
После ужина Егор Киселев тщательно вытер обеденный стол у тускло мерцавшего фонаря, достал из рундука чистый лист, отвернул чернильницу.
«…месяца февраля. 5-го. Пришли к ледяным островам, где превысокие ледяные горы возле самого полюса; тут было морозу семь градусов, а когда зима, то до 70 и 80 градусов бывает в месяцах июне и июле и в августе, и престрашная темнота, три месяца свету нет, и самые опасные месяцы такие бывают большие штормы, и частые шквалы со снегом».
Последний летний месяц февраль принес новые заботы. Мороз не отпускал по нескольку дней подряд. Брызги воды и мокрый снег опять леденели на парусах, мачтах и снастях.
«Восток» все чаще уходил вперед, скрывался из видимости, лавировал, поджидал «Мирный».
В затишье Лазарев с Новосильским и доктором отправились на «Восток». Наедине с Беллинсгаузеном Лазарев был откровенен.
— Нынче погода меняется день ото дня, близится пора равноденственных штормов. С огромным усилием удерживаем мы беспрерывно все штатные и дополнительные паруса. Однако руля во льдах «Мирный» слушает весьма худо, такелаж не беспредельно стоек, беда каждый миг объявляется, потому, полагаю, идти в пасмурные ночи по восемь узлов не совсем благоразумно.
Беллинсгаузен медленно ходил по каюте. Лазарев впервые за время похода высказывал замечания о действиях начальника.
«Он, пожалуй, прав. Если случится беда с «Мирным», а мачты и стеньги работают у него на износ, то «Востоку» тоже придется скверно».
— Я помышляю, господин лейтенант, поскорей иметь желаемый успех. — Беллинсгаузен остановился. — Все же я согласен с вашим мнением и впредь в пасмурные ночи и худую видимость «Восток» паруса будет убавлять.
— Другое, господин капитан второго ранга. Бегучие веревки ото льда, мороза поизносились изрядно, паруса перелатаны, обветшали, запаса дров не более как на месяц-полтора, а Джексон отстоит не менее пяти тысяч миль.
— Все это так. — Командир «Востока» положил руку на шкатулку, где хранились инструкции и важные документы. Он четко помнил высочайшее повеление — не упускать ни на минуту из виду главную и важную цель, для коей они отправлены.
— Кроме того, — продолжал Лазарев, — за исключением покойного служителя, — он перекрестился, — нервною горячкой помершего, неустанными великими стараниями доктора нашего любезного, Галкина, потерь мы не имеем. Бодростью служителей моих, ежечасно спасающих шлюпы от погибели, нахвалиться не могу, однако здоровье их требует отдыха. Полагаю, для исполнения высочайшей воли надобно испробовать еще раз пробиться к югу для поиска матёрой земли.