Лазо
Шрифт:
Что тут поднялось! Все вскочили из-за стола, стали разбегаться кто куда, кричат:
— Это он — разбойник!
— Убьет!..
— Напрасно беспокоитесь, господа, — сказал Тобулток. — Ничего плохого я вам не сделаю. Я приехал просто за тем, чтобы немного облегчить ваш стол. На нем очень тесно, того и гляди не выдержит, сломается, а у многих людей в эту пасхальную ночь нет даже куска хлеба. Несправедливо, господа.
Тобулток взял скатерть, положил на нее часть праздничного ужина, захватил с собой несколько свечей, взвалил ношу на плечи, сел на коня и ускакал.
Добравшись до хаты бедной вдовы, он вошел в дом, зажег свечи, убрал стол угощениями. Проснулись дети — что за диво? Откуда столько вкусной еды?
Кончилась в церкви
«Нет, не мой это дом», — решила вдова. И пошла дальше.
Долго ли, коротко ли ходила она по селу, а только вернулась опять к своей хате.
Открыла дверь осторожно — сюда ли попала? — смотрит, сидит за богато убранным столом тот самый человек, что в церкви про жизнь ее расспрашивал. На коленях у него самый младший, трехлетний Богдан, и гость кормит его из своих рук. Остальные ребята, — а их было четверо, — уплетают за обе щеки такое вкусное, чего никогда и не видели.
— Вот какой был человек Тобулток! — закончила Анна свой рассказ. — А говорили про него — разбойник. Какой же он разбойник!.. Ну спи, сынок, спи, милый!..
Когда Сереже исполнилось девять лет, настало время серьезно подумать об его ученье. Он уже хорошо читал, писал, свободно и легко решал довольно сложные арифметические задачи. Отдавать сына в гимназию, отрывать от семьи Елене Степановне не хотелось. К тому же мать опасалась влияния плохих товарищей, обстановки на впечатлительного мальчика. «Пусть учится пока дома, — решила Елена Степановна. — Зачислят его в гимназию, увезу домой, приглашу репетитора, и два раза в год Сережа будет ездить в город сдавать экзамены».
Так она и поступила.
Ранней весною 1903 года Елена Степановна отвезла сына в Кишинев и оставила его у своих родственников. Здесь он должен был подготовиться к вступительным экзаменам за приготовительный класс.
В мае Сережа предстал перед синклитом педагогов 2-й кишиневской гимназии, успешно сдал экзамены, и ему торжественно вручили такой документ:
«Предъявитель сего, сын потомственного дворянина Сергей Георгиевич Лазо, вероисповедания православного, родившийся 23 февраля 1894 года… подвергался во 2-й кишиневской гимназии испытаниям для получения свидетельства о знании курса приготовительного класса гимназии в мае 1903 года и на означенном испытании обнаружил познания, оцененные отметками: в законе божьем 4, русском языке 5, арифметике 5, а также, как он, Лазо, выдержал испытания за курс приготовительного класса, и на основании пункта 8 вышеуказанных правил и согласно с определением педагогического совета 2-й кишиневской гимназии от 28 мая 1903 года выдается ему, Лазо, настоящее свидетельство за подписью и с приложением печати гимназии, представляющее те же права как по гражданской службе, так и по отбыванию воинской повинности, какие представлены лицам, окончившим курс приготовительного класса гимназии города Кишинева. Июня 23 дня 1903 года» [4] .
4
Журнал «Октябрь» № 2. Кишинев, 1955, стр. 61.
Уберечь сына от влияния большого города, чего больше всего опасалась мать, все же не удалось. Первый же приезд в Кишинев дал богатую пищу для размышлений. Вопрос «почему так» все чаще и чаще волновал его пытливый ум, все больше и больше не давал покоя его пылкому воображению и доброму сердцу.
Он видел расфранченных мужчин и нарядно одетых женщин, едущих в роскошных кабриолетах, и тут же рядом — людей в лохмотьях, голодных…
«Ну почему так?»
Однако ответа на этот мучительный вопрос он еще не находил.
В ночь с 6 на 7 апреля черносотенцы под негласным руководством полиции организовали в Кишиневе еврейский погром. Это событие произвело на мальчика особенно тягостное впечатление. Он видел выбитые стекла в домах, горы разорванных подушек с выпотрошенными перьями, поломанную мебель, плачущих женщин и детей.
«За что? — думал он. — Как могут люди так зверски расправляться с другими людьми?»
Почему это произошло, он понял через несколько лет, уже в старших классах гимназии, когда прочел очерк Короленко «Дом № 13», в котором была описана кишиневская трагедия апрельских дней 1903 года. Но ненависть к насилию, к неравенству людей различных национальностей начала созревать в его душе еще в совсем юные годы.
В начале века недовольство народа царским режимом, который обрекал трудящихся на полуголодную жизнь, полную неизбывной горечи и жестокой эксплуатации, нарастало все больше и больше. Революционные настроения особенно усилились во время русско-японской войны, когда многих кормильцев оторвали от семей и отправили в Маньчжурию сражаться неизвестно за что. Десятки тысяч крестьян и рабочих были ранены и убиты. Плохо вооруженная и мало обученная, руководимая бездарными и продажными генералами, царская армия терпела одно поражение за другим. Россия проигрывала войну. Это было время горьких слез простых людей и невиданной спекуляции буржуазии, наживавшей на этой бойне огромные богатства. Крестьянские хозяйства разорялись. Росло недовольство правительством. Пролетариат поднимался на борьбу с насквозь прогнившим самодержавным строем. Весть о расстреле 9 января 1905 года шедших к царю за помощью петербургских рабочих быстро разнеслась по всей России. Гнев народа потряс царский трон. На «Кровавое воскресенье» рабочие отвечали стачками, а крестьяне — восстаниями. Передовая интеллигенция присоединилась к народу. Началась революция.
Бессарабия, несмотря на ее отсталость и крайнюю малочисленность в ней пролетариата, не стояла в стороне от бурных событий, вызванных революцией. Рабочие и кустари, крестьяне и батраки принимали самое горячее участие в общероссийском революционном движении. В августе 1905 года более десяти тысяч трудящихся вышли на улицы и площади Кишинева с политическими требованиями. После столкновения с полицией среди демонстрантов было немало жертв.
Повсюду в городах и селах возникали сходы, митинги. Российская социал-демократическая рабочая партия звала трудящихся на активную борьбу против самодержавия, помещиков, капиталистов. То в одном, то в другом уезде вспыхивали восстания крестьян, требовавших от помещиков прибавки поденной платы, уменьшения арендной платы за землю. В 1905–1907 годах по всей Бессарабии отмечено свыше ста крупных крестьянских выступлений.
Сергею в то время было всего лишь одиннадцать-двенадцать лет. Однако происходившие события не прошли для него незамеченными. Крестьянские волнения, натравливание черносотенцами одной части населения на другую, еврейские погромы, которыми особенно «славилась» Бессарабия, расстрелы крестьян карательными отрядами, порки, истязания, убийства — все это виденное Сергеем и слышанное им откладывало в его детском сознании памятную зарубку, вызывало чувство еще не совсем осознанного протеста.
В те годы по всей Бессарабии уже широко было известно имя бесстрашного, неуловимого революционера — «разбойника», как его называли в полицейских донесениях, Григория Ивановича Котовского. Отряд Котовского своими смелыми действиями наводил страх и ужас на богатеев в Оргеевском и Кишиневском уездах. Он сжигал усадьбы тех помещиков, которые особенно жестоко относились к крестьянам, уничтожал долговые обязательства крестьян, выданные помещикам, захватывал купеческие обозы, отнимал товары, деньги и все это, как и знаменитые молдавские гайдуки, раздавал бедным. Котовский со своими храбрыми боевыми друзьями совершал дерзкие набеги на царских конвоиров, сопровождавших политических «преступников», освобождал арестованных, выдавая жандармам расписки за подписью атамана Адского.