Лазоревый грех
Шрифт:
— Отлично.
— Я не буду повторять второй раз. Руки туда, где нам их будет видно. Иначе...
Он не поднял рук. Либо он глуп, либо...
— Бобби Ли, нам кто-нибудь прикрывает спину?
— Ты в смысле, нет ли у них резерва?
— Ага. Либо он здорово упрям, либо ждет подмоги.
Он сказал что-то быстро и резко, похоже было на немецкий, но это не было по-немецки. Южный акцент исчез сразу. Кое-кто из крысолюдов повернулся в другую сторону, озирая периметр. Мы были на открытом месте, к нам не подкрасться. Единственная реальная опасность была бы, если бы у кого-то там была винтовка с оптическим прицелом.
Я целилась одной рукой и могла освободить левую. Я поняла палец — раз, потом второй — два.
Блондин бешено что-то говорил. До меня долетали обрывки голоса — судя по интонациям, «да подними же ты руки!».
Я начала поднимать третий палец, когда владелец кепки вытащил руки наверх — медленно. Они были пусты, но я любые деньги была готова поставить, что на коленях у него какая-то неприятная железяка есть. Не может не быть.
Клодия продолжала держать пистолет у окна. Я думаю, потому что ей не велели его убирать. И мне, честно говоря, это нравилось. Она достаточно близко на случай, если этот тип полезет за своей железкой.
Я сделала понятный всем жест — покрутила рукой в воздухе, приказывая открыть окно. Машина у них была такая старая, что это действительно надо было делать, вращая ручку. Блондин медленно, аккуратно опустил стекло, а другая рука его будто приклеилась к рулю. Осторожный человек — мне это нравится.
Он опустил стекло, положил руки снова на руль и ничего не сказал. Он не пытался изображать невиновность или каяться в вине. Просто сидел. И хорошо.
Я была достаточно низкорослой, чтобы почти не наклоняясь, увидеть колени второго. Там ничего не было, то есть он сбросил на пол то, что держал на руках. Чтобы мы не видели. Что же это за чертовина у него там?
Я чуть повысила голос:
— Ты, в кепке, положи руки на приборную доску, медленно и плашмя. И если ты их оттуда двинешь, получишь пулю. Это ясно?
Он не смотрел на меня.
— Это ясно?
Он стал передвигать руки к приборной доске:
— Ясно.
— Зачем вы за мной следили? — спросила я, обращаясь в основном к блондину, потому что уже понимала: второй по своей воле не слишком много сообщит.
— Не понимаю, о чем вы говорите.
У него был едва заметный немецкий акцент, а у меня слишком много родственников с таким же акцентом, чтобы его не узнать. Конечно, им всем уже за шестьдесят, и они старую родину не видели сто лет. Я готова была поспорить, что наш блондин — более поздний импортный товар.
— Куда девался ваш синий джип? — спросила я.
Его лицо стало неподвижным.
— Я тебе говорил, — сказал тот, что с козырьком.
— Ну да, мы вас засекли, — подтвердила я. — Это было не слишком трудно.
— Вы бы нас не увидели, если бы не виляли, как пьяные, — сказал Блондинчик.
— Извините, технические причины.
— Ага. Например, что один из вас стал мохнатым, — съязвил владелец козырька.
Определенно средний американец. Средний кто угодно, без малейшего акцента.
— И вас так заинтересовало, что у нас случилось, что вы подъехали поближе посмотреть.
На это никто из них ничего не ответил.
— Сейчас вы оба выйдете из этой машины — очень медленно. Если кто-то из вас полезет за оружием, погибнуть могут оба. Мне для допроса нужен только один, второй просто в нагрузку. Я очень постараюсь сохранить одного из вас, но пальцем не шевельну, чтобы спасти обоих, потому что оба мне не нужны. Это ясно?
Блондин ответил «да», а его напарник — «как, блин, стеклышко, на фиг». Определенно американец: только у нас такая поэтичная речь.
И тут я услышала сирены. Они были близко, очень близко, как перед нашим зданием. Хотелось бы думать, что они едут мимо, но если у тебя столько обнаженных стволов, на это рассчитывать нельзя.
— Когда нужен коп, его днем с огнем не сыщешь, — вздохнул Бобби Ли. — Попробуй сделать что-нибудь незаконное, они как мухи на мед слетаются.
Владелец кепочки сказал:
— Если вы уберете пистолеты раньше, чем покажутся копы, мы сделаем вид, что ничего этого не было.
Он улыбался, перегнувшись через сиденье, чтобы я наверняка рассмотрела его издевательскую физиономию.
Я улыбнулась в ответ, и его веселье несколько завяло, потому что у меня был чертовски довольный вид. Я еще не очень ловко вынимала табличку из кармана, тем более одной рукой, но я справилась. И показала металлическую звезду в рамочке.
— Федеральный маршал, мудак. Так что держи руки на виду, пока не подъехала полиция.
— За что вы нас арестуете? — спросил блондин с немецким акцентом. — Мы ничего не сделали.
— Ну, не знаю. Начнем с ношения скрытого оружия без разрешения, потом — подозрение в угоне автомобиля. — Я потрепала «импалу» по боку. — Это не твоя машина, а то, что твой друг уронил на пол, окажется неразрешенным. Интуиция мне подсказывает. — Я чуть покосилась в сторону. — Бобби Ли, нам не нужна такая толпа.
Он понял, о чем я, и что-то еще пролаял на своем вроде бы немецком гортанном языке.
Крысолюды растворились в воздухе — за этим движением человеческий глаз уследить не может.
Клодия осталась на посту, и Бобби Ли не стал уходить, но нас было всего трое, когда показался первый полисмен. Ну, пятеро, если считать плохих парней.
Двое сотрудников в форме появились из переулка, пешком, потому что грузовик, загораживающий дорогу, никуда не делся, но крысолюд, который его вел, сейчас шел впереди полисменов, держа сплетенные пальцы на голове, и под мышкой у него висела пустая кобура. Оружие копы у него отобрали.
Я постаралась поднять табличку как можно выше.
— Федеральный маршал Анита Блейк! Остальные — мои помощники.
— Помощники маршала? — шепнул Бобби Ли.
— Кивай и поддакивай, — процедила я ему краем губ.
— Есть, мэм.
Я отступила от машины, чтобы табличка была видна получше, и снова заорала:
— Федеральный маршал Блейк! Рада вас видеть, джентльмены.
Полисмены остановились возле двигателей машин, но перестали на нас орать. Они явно прикидывали, насколько им влетит, если мы действительно федералы, а они помешают нам в нашей работе, но их не настолько беспокоила политика, чтобы они рисковали попасть под выстрел. Я такое одобряю.