Льдинка
Шрифт:
– Ты считаешь, дело в НЕЙ? – нервно спросил Дильс. – Ведь сначала ты говорила, что во всем виновато золото?
Злата оставила его реплику без внимания. Она сняла рукавицу. Несмотря на условия, в которых они прозябали последнее время, ее руки все еще оставались красивыми и ухоженными. Медленно, как в покадровой съемке, она вытянула пальцы и слегка коснулась поверхности льда. Дильс выступил вперед, собираясь что-то сказать, но, видимо, передумал.
Тима склонился ниже, пытаясь рассмотреть происходящее. Злата закрыла глаза, губы плотно сжаты. Из-под ладони побежал первый ручеек. Артур хрипло закашлялся и застонал.
Сквозь пальцы Златы струились уже три ручейка, и Тима не мог поверить своим глазам. Насколько горячей должна быть рука у этой женщины, чтобы даже при такой температуре в пещере расплавлять лед?!
– Злата, чт… – договорить Дильс не успел.
Дальнейшее было похоже на кошмарный сон. Глыба затряслась, как будто под землей началось какое-то движение, что-то наподобие просыпающегося вулкана. Злата вскрикнула, опустившись на колени, но руку не убирала. Тух-Тух попятился назад. Дильс кинулся к Злате и схватил ее за плечи, но внезапно она повернулась и нанесла ему такой мощный удар в живот, что он отлетел в сторону, как теннисный мячик, и с выпученными глазами захрипел, хватая ртом воздух.
Ледяная линза с девушкой на мгновение вспыхнула ярко-алым, словно внутри выплеснули артериальную кровь. Злата снова начала стонать, а потом завыла, рука, касающаяся льда, затряслась, но она продолжала ее держать. Ручейки из-под ладони уже не бежали – оттуда с легким потрескиванием сыпались искры. Вой становился громче, и он был намного ужаснее предсмертных криков Яны. Слыша эти неземные, утробные звуки, издаваемые глоткой Златы, Тима поневоле думал об обезумевшей корове, которую крокодил тащит в болото.
– АЗГ’ХГАРД!!! ВИЕН, ИТА СУННКЪЯВВИЯ!!! – рычала Злата. Капюшон слетел с головы, ее рот начал дергаться, как у эпилептика, с которым случился припадок, из носа потоком хлынула кровь. – ХЪЯЦ’НИГУННИ!!!
Дильс и Тух-Тух стояли, не в силах даже моргнуть. Стало трудно дышать, легкие работали как кузнечные мехи, на виски давила пульсирующая боль. Ноги будто вросли в пол, и все неотрывно смотрели, как Злата билась в конвульсиях. Сталактиты стали один за другим встревоженно вспыхивать, как маяки. Глыбу продолжало раскачивать, и Тиме казалось, что он видит искаженное злобой лицо девушки, теперь ее глаза раскрыты, раскрыты так широко, что казалось, в следующую секунду они выкатятся на щеки, а ее волосы вздымались и опадали в такт раскачиванию, как чайка на волнах.
Первым опомнился Дильс. Что-то крича (из-за воя Златы Тима не расслышал), он ухватился обеими руками за косу Златы и резко рванул на себя. В какой-то страшный момент Тиме почудилось, что у него ничего не получится, и сейчас он просто откатится в сторону, сжимая в руках окровавленный скальп жены, а она будет продолжать безумно выть с оголенным черепом, держась за этот проклятый кусок льда, но нет. Они вместе упали к стенке, после чего раскачивания ледышки тут же прекратились. От контуров рыжеволосой девушки исходило ровное свечение. Искры, сыпавшиеся из-под ладони Златы, плавили ледяную крошку, шипя и потрескивая, от них шел едва видимый пар. Сталактиты успокаивались и медленно темнели, все одновременно, так гаснут лампы в кинотеатре после третьего звонка.
На негнущихся ногах Дильс проковылял к Злате. Лицо ее было синюшного цвета, и льющаяся из носа кровь была похожа на черничный компот. В углу рта пузырилась пена. Ладонь, которой она касалась ледяной глыбы, была неестественно красной, и только спустя какое-то время он понял, что это ожог.
– Что это было? Гипноз? – шепотом спросил Тух-Тух. – Скажите мне, что я сплю. Дильс?
Тот даже не повернул голову в его сторону, с невыразимой тоской глядя на Злату. Она пришла в себя лишь через час, но, как ни бился над ней Дильс, она молчала. Только разевала рот и бессмысленно таращилась невидящим взглядом, будто рядом никого и не было. Кое-как ее поставили на ноги, а чтобы ее вытащить, пришлось повозиться. Сделали специальные петли, и то Злату пришлось страховать.
Артур тоже очнулся, и они поплелись обратно в лагерь. Тима шел и чувствовал, что его так и тянет посмотреть в сторону лаза. Только огромным усилием воли он не сделал этого.
Дома их ждал неприятный сюрприз – исчез Костя. Антон не вылезал из палатки и ничего не видел. Учитывая его состояние, близкое к истерике, никто не стал его расспрашивать.
– А-а, черт! – в бессильной злобе выкрикнул Дильс.
Он бесцельно метался от лаза к лазу, затем подлетел к Тиме:
– Мне нужна твоя помощь. Его нужно найти, – сказал он умоляюще. – Я бы не стал просить, если бы с Артуром все было в порядке.
– Извини, Дильс, – сказал Тима, стараясь не встречаться взглядом с Дильсом. – Но Костя уже не Костя. То, что сейчас произошло в пещере, лишний раз подтверждает это.
Дильс долго смотрел на него, затем сказал слова, которые Тима будет помнить всю жизнь:
– Я не ожидал такого от тебя, Тимофей.
Тима почувствовал, что его лицо залила краска стыда, но ничего поделать с собой не мог. К тому же на лице Златы тоже не было осуждения. В конце концов, ему было страшно, неужели не понятно?! А после того, что он увидел там, в пещере, идти искать Костю, на спине которого растет какой-то одноглазый монстр, было просто выше его сил. Но и оправдываться перед Дильсом он не стал.
Дильс ушел, прихватив с собой ружье. Вернулся через час, продрогший и полностью измотанный. Костю он не нашел.
Яны нет. Кости тоже. Антон не вылезает из палатки, и когда Тима сунулся к нему, то был просто послан по известному адресу. Однако Тима успел заметить, что его друг начал еще больше шепелявить и старался не показывать свои руки.
Злата лежала в палатке, тоже почти как мертвая. Артур с тупой ухмылкой выводил замысловатые узоры на стене. Тух-Тух каким-то чудом отыскал смятую сигарету и, смачивая слюной пальцы, аккуратно заклеивал в ней прорехи, после чего с наслаждением закурил.
Тима принялся за ужин. Хотя это громко сказано. Приниматься особенно не за что – осталось немного риса и две банки свиной тушенки. Бензин почти закончился, печки сиротливо стояли в сторонке, и он с нарастающей паникой понимал, что это последняя ночь, когда они спят в относительном тепле.
– Дильс, ты будешь есть? – спросил Тима, когда рис был сварен. Он вывалил туда половину банки консервов и тщательно облизал нож.
– Нет, – коротко ответил Дильс. – Может, ты все-таки расскажешь нам? – обратился он к Тух-Туху.