Льды уходят в океан
Шрифт:
— Стоп!
Он остановил кран.
— Майна!
Этого он уже не слышал.
— Майна-а-а!
Нет, Деда ничего не слышал. Почти четверть вагона леса раскачивалось над землей, ветер свистел в тросах, в фермах крана, снизу сразу в два или в три мегафона кричали: «Майна-а!», а крановщик не подавал никаких признаков жизни.
— Всем выйти из опасной зоны! — приказал стивидор.
Он, по всей вероятности, понял, что произошло с крановщиком. Надо было принимать срочные меры, но какие — стивидор не знал.
Распорядившись вызвать врача, Велоян отошел в сторону и, прислонившись к куче досок, закурил. На мйнуту его самого охватило оцепенение — от усталости, от холода, от многих бессонных ночей. Если бы на его плечах не лежала ответственность за все и за всех, он упал бы прямо вот здесь, на доски, и заснул. Заснул бы таким сном, что его не разбудила бы и пальба из пушек.
Белоян не заметил, как закрылись его глаза и как в голову полезла всякая чертовщина. Двоюродный брат Вартан вдруг высунул голову из башенки крана и ни с того ни с сего сказал: «Слушай, Арам, я дам тебе на память глыбу льда от Арарата. Хочешь, дорогой?» Засмеялся и исчез. А на его месте появился начальник станции. Этот кричал: «Мы вам вправим мозги за вашу нераспорядительность! »
— Идите вы к черту! — резко сказал Белоян. — Не до вас! — И очнулся.
Перед Белояном стоял молодой человек с небольшим саквояжем в руке.
— Я врач Смолич.
— Прости, это я не тебе. — Он бросил в снег погасшую папиросу и внимательно посмотрел на Смолича: — Скажи, можешь совершить подвиг? Скажи прямо.
Смолич в недоумении пожал плечами.
— Не понимаю.
— Подняться вон туда. — Арам Михайлович протянул руку в сторону башенки, где был Деда. — Подняться туда и привести человека в чувство. Он, наверное, заснул. И может замерзнуть. Понимаешь?
— А кто вам разрешил посылать людей на кран в такую погоду? — возмутился врач. — Насколько я знаю инструкции... Вы взяли на себя большую ответственность.
— Все ясно, — сказал стивидор. — Ты, дорогой, никакого подвига никогда не совершишь. Ты будешь жить долго, как черепаха. Дай-ка мне фляжку со спиртом, а сам пойди посиди в вагончике. Тебя позовут, когда надо...
Белоян говорил спокойно, без зла. Он даже и не смотрел на Смолича. Развязал башлык, снял тулуп и, оставшись в одном ватнике, пошел к крану...
Деда сидел неподвижно, свесив голову на грудь. Руки его лежали на рычагах. Бородка заиндевела, на щеке застыла не то слезинка, не то капля воды.
Стивидор осторожно встряхнул его за плечи, позвал:
— Товарищ Сидоренко!
Деда не двигался. Только руки его отпустили рычаги и, как плети, упали на колени.
— Деда! — закричал Белоян. Ему вдруг показалось, что крановщик уже мертв. И стало страшно. Он снова его встряхнул и закричал: — Деда!
Сидоренко тяжело приподнял веки, посмотрел на стивидора мутными, ничего не понимающими глазами. У Белояна отлегло от сердца.
— Слушай, дорогой, — сказал он, — прошу тебя, очнись, пожалуйста. Совсем очнись. Нельзя так, понимаешь?
Сидоренко сонно покрутил головой: ничего, мол, не понимаю. И опять уронил голову на грудь. И закрыл глаза.
Стивидор вдруг вспомнил о фляжке спирта, которую взял у врача. Вытащив ее из кармана и откупорив, он поднес фляжку ко рту крановщика, сказал:
— Пей, дорогой. Пей, пожалуйста.
Деда глотнул раз, другой, поморщился и снова глотнул. Посидел две-три минуты, протянул руку:
— Дай еще.
Спустились они вместе. Уже на земле Деда спросил:
— А все остальные? Работают?
— Пока работают, — ответил Белоян.
— Значит, один я?
— Всем тяжело. — Белоян взял Сидоренко под руку, повел его к вагончику. — Не учел я, понимаешь? Надо было посменно: трое — на кранах, трое — спят. Правильно?
— Ветер как будто тише становится, — сказал Деда. — А там, к черту, пропасть можно. Кулаками поначалу бил себя, чтоб не заснуть, но видишь, как получилось... Лесу много еще?
Стивидор в отчаянии махнул рукой:
— Тайга.
Деда остановился, легонько толкнул Белояна:
— Ладно, не кручинься. Иди снимай ребят. Часа по три поспим, опять полезем. Опыт теперь есть. Все будет в порядке...
ГЛАВА VII
1
Перед ним стояла Марина. Теплый ветер играл концом ее голубого шарфика, перекинутого через плечо, и сборками легкого платья. Ноги у нее были крепкие, смуглые.
Марина смеялась.
— Чего ты? — спросил Илья.
Она, не ответив, продолжала смеяться. Это сразу вывело его из себя: ему показалось, что она смеется над ним. Приподнявшись на локоть, Илья сказал:
— Замолчи!
Марина присела рядом, спросила:
— Ты Степу Ваненгу знаешь?
— Тундряка?
— Я говорю о Степе Ваненге. Ненец он. Славный такой парень, друг Кердыша.
— Ну, дальше...
Марина опять засмеялась.
— Посмотришь на Ваненгу — шкет. Даже подумаешь: дунуть — с ног свалится. А он один три дня по тундре бродил. Олешек своих искал, и все время пел... А ты почему не поешь?
— Отпелся уже, — ответил Илья, — Харитон тоже, видно, отпелся. Каюк нам с ним...
— Боишься? — спросила Марина.
— Чего?
— Остаться вот здесь, под снегом. Боишься?
— Дай мне свою руку, — попросил Илья.
Она чуть отодвинулась. Илья сделал усилие дотянуться до нее, но не мог. Его точно опутали чем-то, и у него не хватало сил порвать эти путы.
— Я пойду, — сказала Марина. — Меня ждут.
Илья зло спросил:
— Кто тебя ждет?
— Ждут... Помнишь, я тебе говорила, что встретилась со своим прошлым? Вот оно и ждет меня.