Льды возвращаются (с илл.)
Шрифт:
Босса окружили какие-то люди. Он быстро шел и давал на ходу указания. Фотографы бежали следом.
Так вот оно что! Какой же я ублюдок с зародышем мозга без извилин! Так вот зачем надо было сулить ей голливудские павильоны, а мне супружеское ложе!.. Он таскал ее с собой, чтобы согревать простыни в отелях! Они успели сговориться еще до дурацкой нашей поездки на ферму к отцу...
Эллен увидела меня и улыбнулась, помахала рукой и крикнула:
– Хэллоу, Рой!
Она легко сбежала по ступенькам.
– Пропустим по стаканчику, Рой? Есть здесь приличный бар? – И подставила щеку для
– Приличный? А разве есть что-нибудь приличное на свете?
Я имел в виду прежде всего ее поведение, но она сделала вид, что не поняла.
Эллен была очень хороша в светлом дорожном костюме, гибкая, легкая, с тонкими, крепко сжатыми губами, с усмешкой в уголках твердых серых глаз.
Мне надо было все-таки поговорить с боссом – он платил мне деньги. Мы догнали его у входа в аэровокзал. Он всегда был краток. Он назвал мне место, где я должен был находиться. Я понял: там я мог остаться живым... О времени мне сообщат дополнительно, но, вероятно, не так скоро, как предполагалось раньше. И он отпустил «славного парня», хлопнув на прощанье по спине. Генералы с завистью смотрели на обласканного счастливчика, а я стоял, мрачно сверля босса глазами. Он нахмурился и повернулся спиной.
Может быть, Джордж Никсон указал мне место, где будет кратер?
Эллен взяла меня за руку и повела в бар. У нее был нюх ищейки, она безошибочно нашла стойку и взгромоздилась на высокий табурет.
– Сигарет и два виски! – потребовала Эллен у черного бармена. – Двойные порции, – добавила она.
Мы выпили, Эллен закурила и вдруг спросила:
– Хэллоу, бармен? Есть у вас русская водка?
Она нравилась даже неграм. Бармен улыбнулся и с таинственным видом вышел в дверь. Он вернулся с прозрачной бутылкой. На ней был нарисован какой-та советский небоскреб. Надпись была довольно странная: каждую нормальную букву нужно было читать как-нибудь не так. Питье оказалось изумительным. Оно не имело никакого привкуса, оно жгло. Огонь без дыма! Я попытался прочесть варварское слово:
– Кно... Кито...
– «Столичная»! – поправила меня Эллен и рассмеялась.
Я покосился на Эллен. Она всегда удивляла меня.
– Слушайте, Эль, – сказал я, чувствуя, что обрел отвагу. – Теперь я лучше понимаю парней, которые прокатили меня над землей. Они пьют огонь без дыма и едят мороженое при сорокаградусном морозе. С ними лучше не связываться.
– Они еще и закусывают после выпивки, – сказала Эллен и потребовала у бармена селедки.
У черномазого нашлась банка анчоусов.
Это было странно – пить и заедать соленым. Но Эллен так хотела. Чему только не научил ее аристократический предок!
– Когда начинаете сниматься в Голливуде? – осведомился я.
– Глупый Рой, – ответила она, разглядывая на свет рюмку.
– Передайте привет золотоносным мостовым малой Америки.
– Я никогда там не буду.
– Я не люблю слово «никогда». Кроме того, босс летит туда.
Эллен пожала плечами и улыбнулась.
– Кто же будет греть ему пододеяльник? – дерзко спросил я.
Она закатила мне пощечину. Я слетел с табурета, но удержался на ногах.
Бармен сделал вид, что ничего не заметил.
Из-за соседнего столика поднялся
Эллен соскочила с табурета, бросила бармену бумажку, схватила меня за руку и вытащила из бара.
– Дырявая шляпа, сонный бегемот, сточная канава, свинья, дурак! – отхлестала она меня словами, упрощая и уточняя свое отношение ко мне. – Есть у вас свободная ночь?
– У меня есть свободная, ничем не занятая жизнь, – ответил я, потирая щеку.
– Оставьте. Вы дешево отделались. Вам еще нужен босс?
– А вам?
– Только как адресат.
– Уже?
– Болван! Я предложила бы вам снять очки, если бы вы их носили.
– Благодарю, я еще не выступал на рингах с женщинами.
– Берусь вас нокаутировать.
– Без перчаток?
– Поцелуем.
И эта дьявольская женщина, не стесняясь глазевших на нас негров, притянула мою голову и самым жестоким и сладчайшим образом выполнила свою угрозу...
Я задохнулся.
– Считайте до двухсот, – вымолвил я. – Я готов.
Эллен победно рассмеялась, потом посмотрела на зеленую чащу за летным полем.
– Что там? – спросила она.
– Наверное, джунгли, – предположил я.
– Мы сделаем там шалаш, – объявила Эллен.
Она шла впереди – изящная, знающая, что она делает.
Я шел за ней следом, ничего не зная».
Глава шестая
«Лианы завидовали мне. Они свисали отовсюду, хватали за ноги, били по лицу, цеплялись за руки...
Я шел впереди по звериной тропинке и отводил в сторону живые шнуры непроходимого занавеса. Я сам не мог отдать себе отчета, что со мной: счастлив ли я или глубоко несчастен, вытащил ли выигрышный билет или проигрался дотла?
Эллен шла сзади и что-то напевала. Я не мог понять слов ее песни, но не хотел подать виду, что не понимаю.
Нагло-любопытные обезьяны рассматривали нас сверху. Они перескакивали с дерева на дерево, как легкие тени. Я следил за ними, но не мог разглядеть кроны деревьев. Куда-то вверх уходили могучие стволы, с которых свисали темно-рыжие бороды мха.
Цветы были повсюду: вверху, сбоку, под ногами. Кощунством казалось на них наступать. Противоестественно яркие, с влажными бархатными лепестками, жадными и мягкими, с пестиками на длинной поворачивающейся ножке; свисающие с ветвей, осыпающие пыльцой или жесткие, с острыми тонкими лепестками, с виду нежными, но режущими, с иноцветной серединой – цветок в цветке... Дурманящие орхидеи всех оттенков радуги, завлекающие краской и запахом... Сумасшедшие африканские цветы! Казалось, что они живут в неистовом ритме движения и красок, породнившем исступленные негритянские танцы. Я мог поклясться, что цветы двигались, они заглядывали в лицо, они пугливо отстранялись или пытались нежно задеть за щеки, прильнуть к губам, они шумно вспархивали, взлетали... Конечно, это были уже не просто цветы, а... попугаи, но они были подобны цветам – такие же яркие, но еще и звонко кричащие.