Лечиться будем
Шрифт:
Оторопелая тишина.
– Как же его заменишь?
– вырвалось у кого-то.
– А как Хемингуэй заменял, - в холодном бешенстве пояснил пришелец.
– «Я любил ее всю ночь. Я любил ее на ковре. Я любил ее в кресле. Потом я перенес ее на кровать и до утра любил ее на кровати».
Плюнул от омерзения, крутнулся на каблуке и, выйдя вон, двинулся прочь через площадь, с каждым шагом становясь шире в плечах и увеличиваясь в росте.
Дальнейшее потонуло в буйной разноголосице.
– Да уж лучше
– Это почему же лучше?..
– Позвольте-позвольте… Да плагиат же! Чистой воды плагиат! Эпштейн…
– Кто Эпштейн?! Я - Эпштейн?..
– Тихо-тихо! Ну-ка отпусти его… -…ни в какие ворота не лезет! Исконное древнее речение…
– Так ведь… неприличное же…
– Это враги наши сделали его неприличным!
– Оглянись окрест, братка!
– взахлеб втолковывал кто-то кому-то.
– Все изменилось: одежда изменилась, язык изменился. Что нам досталось неизменным от пращуров? Мат да код…
Затем посреди веранды возник готический дылда. Костлявые кулаки его были воздеты чуть ли не до забранной в железную сетку лампы, а лицо искажено так жутко, что, глядя на него, присутствующие помаленьку прижухли.
– Так это что же?
– хрипло выговорил он, дождавшись относительной тишины.
– Если я теперь скажу, что люблю Родину…
Все потрясенно переглянулись.
Глава 7. Собеседник
Поймали, свалили, на лоб положили компресс.
На крыльце веранды, озабоченно заглядывая внутрь, давно уже негромко совещались четыре санитара. Наконец решили, видать, что обойдется, и двинулись по машинам. Окоченевший в напряженной позе официант расслабился, вынул руку из-под стойки бара. Должно быть, все это время держал палец на кнопке вызова.
Чутье не обмануло специалистов: вскоре общий гвалт распался на отдельные гвалтики, так сказать, разошелся по фракциям - и стало заметно тише.
Одному лишь Артёму Стратополоху не с кем было обсудить потрясающую новость. Разве что с самим собой.
Он сидел с озадаченным видом и мысленно менял слова в известных выражениях. Получалось забавно, местами даже изящно. «Любена мать», например. Или, скажем, «залюбись ты в доску».
Кажется, на подборку анекдотов в «Психопате» материала у него теперь наберется с лихвой. Нет худа без добра.
Стратополох повеселел и, опрокинув последние двадцать капель, подцепил на вилку предпоследний кусок селедки. Вилка была пластмассовая - гнучая и тупенькая. Других здесь не подавали. Айхмофобия, вспомнилось Артёму. Навязчивый страх перед острыми предметами.
Правильный страх.
– Вы разрешите к вам подсесть?
– послышался несколько сдавленный мужской голос.
Пока Стратополох, силясь ответить, давился закуской, спросивший взялся за спинку свободного стула, попробовал отодвинуть. Не смог, изумился, подергал, однако ножки были привинчены к полу надежно. Такое поведение уже само по себе свидетельствовало о том, что в «Последнее прибежище» незнакомец забрел впервые.
– Прям как в стационаре… - ошарашенно пробормотал он, втискиваясь между столом и стулом.
Он что, бывал в стационаре?
– Зря вы это сделали, - заметил Артём.
– Что именно?
– Сели за мой столик. Теперь с вами здесь никто разговаривать не станет. Кроме меня, конечно.
– А вы что… пария? Изгой?
– Можно сказать и так.
Незнакомец хмыкнул и огляделся, причем сделал это несколько по-шпионски, одними глазами, почти не поворачивая головы. Галдеж еще только шел на убыль, и явление нового посетителя особого внимания не привлекло. Разве что восседающая по соседству троица суровых дам замолчала и перевела неистовые взоры на бесстыжего пришельца.
– Да я и не собирался с ними беседовать, - успокоил тот.
– Я только пересидеть, переждать… если вы, конечно, не против.
После таких слов Стратополох был вынужден присмотреться к незнакомцу внимательней. Плотный, прилично одетый субъект, с виду чуть старше самого Артёма. Лицо - смутно знакомое, хотя доверять такому ощущению не стоило. «Толковый словарь психиатрических терминов» квалифицировал подобные шуточки памяти как «симптом положительного двойника», часто сочетающийся «с бредовыми трактовками и явлениями психического автоматизма».
Тем временем взгляд неожиданного соседа упал на последний кусок селедки в пластиковом блюдце - и замер. Залип.
– Вы разрешите?
– Не дожидаясь ответа, незнакомец ухватил гибкую тупенькую вилку и с третьей попытки воткнул ее в остаток былой роскоши.
– Нервное, - невнятно пояснил он, жуя.
– Слушайте, а вы еще одну не закажете?
– Самому не проще?
– холодно осведомился Артём. Тот поперхнулся, выпучил глаза.
– Да откуда ж у меня деньги?
– весело поразился он наивности собеседника.
– Сами подумайте!
Стратополох растерялся, подозвал официанта и повторил заказ.
– Вы что, скрываетесь?
– понизив голос, спросил он, дождавшись, пока ставленник районной поликлиники отойдет подальше.
– Еле с хвоста стряхнул, - возбужденно признался незнакомец, не глядя тыча вилкой в сторону площади. В глазах его играло озорство, свойственное шкодливым старичкам и проказливым детишкам.
Вот только беглых тут недоставало!
– Ну ты нашел куда спрятаться… - Артём только головой покрутил.
– Это ж «Последнее прибежище»! Тут санитаров полно! Посмотри, что снаружи делается…