Лед Бомбея
Шрифт:
Мне необходимо вспомнить ответ.
Возвращаясь в отель, я обратила внимание на то, что дороги покрылись стекловидной пленкой пыли, отражающей любой свет и преломляющей его в калейдоскоп разнообразнейших цветов. Земля продолжала с вожделением ожидать сезонного утоления жажды. Но никто, кроме метеорологов, не мог с полной уверенностью сказать, что муссон еще не начался.
5
На следующее утро дежурный бомбейский метеоролог сообщил, что дожди начнутся через тридцать шесть часов. Доживу ли я до этого?
В теленовостях сообщалось,
В киоске отеля я купила кипу газет и начала искать в них имена людей, занимающихся строительным бизнесом и торговлей недвижимостью.
Видели ли вы когда-нибудь, что кислота делает с человеческим лицом?
Я попыталась выбросить из головы слова Калеба и сконцентрироваться на поисках.
Посреди многолюдной улицы, и никто ничего не заметил.
Просматривая газеты, я пришла к выводу, что Бомбей – город на подъеме: цены на недвижимость вырастали на сорок – пятьдесят процентов в год. Если вы хотите купить небольшую квартирку, чтобы затолкать туда свою тещу, придется выложить миллион. Но если захочется сбежать от нее, вы сможете за двадцать пять тысяч долларов приобрести шале в швейцарском стиле с двумя спальнями, расположенное за городом в живописных окрестностях ашрама одного знаменитого гуру. Индийское дополнение к европейскому представлению о комфорте: вместе с кошельком облегчите и душу.
Наши пророки в прошлом приходили с Востока, но индустрия коммуникаций XX столетия изменила направление ветра откровений. Современными евангелистами стали американцы, проповедовавшие «Искусство убеждать публику», «Как стать идеальным коммерсантом». Или «Как преуспеть в рекламе». Бомбейские книжные магазины и ларьки полнились изданиями по религии самосовершенствования. Любая секретарша, отвечавшая на ваш звонок, вне всякого сомнения, принадлежала к новообращенным, сжимающим в руках библию новой религии, которая учит, что «Вы – те, кем вы хотите себя видеть!». И потому все они считают себя вице-президентами и управляющими фирм, так же, как в Италии они именовали бы себя «dottores» или «professores». Попытка добраться до настоящих человеческих мозгов сквозь все это искусственное занудство напоминало мне чем-то рукопожатие осьминога: я постоянно запутывалась в щупальцах и присосках.
Где-то часам к десяти, когда мне позвонил Ашок с приглашением пообедать, единственное, в чем я полностью уверилась, что господа "А", "В" и "С" не рекламировали свои услуги на страницах официальной бомбейской прессы. Я сказала Ашу, что мне нужно кое-что закончить, но что к часу я освобожусь.
– Я возьму такси. Томас занят одним расследованием, которое я ему поручила.
– Я заберу тебя из отеля.
– Кстати, Аш, ты, случайно, не знаешь человека по имени Энтони Анменн?
– Мне
– Объясню позже. Твой дядя еще жив?
Оказалось, что жив. И живет в Баллиоле.
В предвкушении обеда в любимом ресторане Ашока «Гоан» я отправилась в библиотеку микрофильмов, которую мне порекомендовал Рэм. Он оценил степень достоверности рассказа Сунилы о Проспере и его отцовстве в «минус пять», однако допустил возможность того, что отец Сами был техническим работником на студии Шармы или даже снимался в эпизодических ролях в его фильмах. Он посоветовал мне более внимательно проработать версию с недвижимостью.
Прежде всего важно было установить, говорила ли Сунила о лагерях скваттеров или о «чаулах», специфической разновидности индийских трущоб.
Чаулы представляли собой четырех– или пятиэтажные постройки, в которых селились фабричные рабочие. У них, как правило, имелся вполне определенный адрес, и размещались они неподалеку от ближайших текстильных предприятий.
Лагеря скваттеров отличались от них по сути: случайные сооружения, кое-как сколоченные неимущими, аморфные и безликие, словно коралловые рифы.
– Люди в них подобны полипам, – сказал мне Рэм, – но если морские полипы выделяют известь из морской воды, строя свой риф, то эти отверженные выделяют из вала отходов Бомбея все то, что еще как-то можно использовать, и из всего этого возводят скелет своего лагеря. Я тебе не позавидую, если твое дело каким-то образом окажется связанным с этими лагерями. В Индиранагаре, колонии скваттеров, расположенной у аэропорта «Санта-Круз», проживает около тридцати тысяч человек. А Дхарави – это самые крупные трущобы в Азии, там на территории в полмили, застроенной жуткими хижинами, втиснуто до восьмисот тысяч человек. Некое трущобное подобие Большого Барьерного Рифа.
Каждый лагерь имеет свою сложную структуру и состоит из различных землячеств, в которые объединяются люди, приехавшие из одной местности и привезшие с собой в Бомбей традиции и ремесла из родных мест.
– В таких лагерях живет больше бомбейских рабочих, нежели в любом другом районе города, – продолжал Рэм. – Треть нашей неквалифицированной рабочей силы сосредоточена именно там.
Вряд ли даже самый циничный политик осмелится заявить, что сможет когда-нибудь предоставить всем этим людям нормальные жилищные условия. Чтобы держать их в подчинении, необходимо маргинализировать во всех значениях этого слова, необходимо вытолкнуть их на самые отдаленные окраины, чтобы они не слишком оскорбляли вкус туристов.
По давней картографической традиции подобных маргиналов в самом буквальном смысле слова размещали у крайних пределов карты, на границах, за которыми начинались обиталища чудовищ: кентавров, гарпий, русалок, разнообразных химер, рожденных от противоестественных союзов всякого рода.
Мы с Сами такие же. Две химеры, приютившиеся на самом краю карты.
Придя в библиотеку, я начала с того, что попробовала по адресу Зарины, который мне дала Сунила, установить, кто занимается вопросами недвижимости. Но не смогла найти этот адрес ни на одной из карт. Я спросила работника библиотеки, и он сказал, что, как ему кажется, это место находится где-то неподалеку от Грейт-Пэлас, возможно, часть квартала, примыкающего к комплексу старого кинотеатра «Голиаф». Он разложил карту города и пальцем указал этот район.