Лед
Шрифт:
Это называется пластинация. Все биологические жидкости тела заменяются на силикон. Как на выставках, где демонстрируют прекрасно сохранившихся мертвецов. Эрик Ломбар вглядывался в юное лицо, теперь блестевшее от бензина.
Вот, скоро изолью на тебя ярость мою, и совершу над тобой гнев мой, и возложу на тебя все мерзости твоя… Восстает сила на жезл нечестия; ничего не останется от них, и от богатства их, и от шума их, и от пышности их. Пришло время, наступил день… И никто своим беззаконием не укрепит своей жизни. Иезекииль, VII, 11–14.
— Месье!
— Посмотри, как она спит. Посмотри, как она спокойна. Она никогда еще не была так красива.
— Мод умерла, боже мой! УМЕРЛА! Придите в себя!
— Отец читал нам Библию каждый вечер, Отто. Помнишь? Ветхий Завет. Правда, Мод? Он учил нас извлекать из нее уроки, говорил, что правосудие надо вершить самим. Нельзя оставлять преступников безнаказанными.
— Очнитесь, месье! Надо уходить!
— Но он был человеком несправедливым и жестоким. Когда Мод начала встречаться с мальчиками, он стал обращаться с ней так же, как и с матерью.
А уцелевшие из них убегут и будут на горах, как голуби долин; все они будут стонать, каждый за свое беззаконие. У всех руки опустятся, и у всех колена задрожат, как вода… И обоймет их трепет. Иезекииль, VII, 16–18.
Наверху послышались выстрелы. Отто обернулся и подошел к лестнице с пистолетом наготове.
Из-за угла выглянул человек. Все произошло очень быстро. Пуля прошла так близко, что Сервас услышал ее жужжание, словно шершень пролетел. Циглер тоже выстрелила, и Мартен увидел, как человек рухнул на пол за мраморной статуей. Пистолет с металлическим стуком выпал у него из руки.
Циглер подошла, держа противника на мушке, склонилась над ним и увидела, что из-под плеча у него вытекает ручеек крови. Он был жив, но в шоковом состоянии. Она что-то проговорила в «уоки-токи» и выпрямилась.
Подойдя к статуе, Сервас, Пюжоль и Симеони увидели за ней дверь и ступени, ведущие куда-то вниз.
— Там, — произнес Пюжоль.
Винтовая лестница из белого мрамора. Стены, похожие на панцирь улитки, широкие ступени ведут вниз, в какое-то просторное помещение. Циглер сделала первый шаг, держа оружие на изготовку. Вдруг снизу прозвучал выстрел, и она быстро отпрыгнула обратно.
— Черт, там внизу еще один стрелок!
Ирен что-то отстегнула от пояса. Сервас знал, что это такое.
Отто заметил, как какой-то темный предмет, похожий на теннисный мячик, проскакал мимо него вниз по лестнице. Ток-ток-ток… Он сообразил слишком поздно. Светошумовая граната, надежно выводящая из строя. Когда мячик взорвался, яркая вспышка в буквальном смысле слова ослепила его. За ней последовал такой грохот, что дрогнули стены зала. Все тело Отто пронизал шок от удара по барабанным перепонкам, и комната поплыла перед глазами. Он потерял ориентацию в пространстве.
Придя в себя, Отто смутно различил рядом с собой два силуэта. Его пнули ногой в челюсть, и он выпустил из руки пистолет. Потом Отто перевернули на живот. Он почувствовал на запястьях холодную сталь наручников. В этот момент он увидел, как над катафалком взвились языки пламени.
Поэтому он только сказал:
— А пошли вы все в жопу!
Жар обжигал им лица. От пламени, бушевавшего в центре зала, почернел высокий потолок. Дышать стало нечем.
— Пюжоль и Симеони, отведите его в фургон! — приказала Циглер.
Она повернулась к Сервасу, который смотрел на помост, охваченный огнем. Сквозь пламя ему удалось разглядеть юное лицо и длинные белокурые волосы девушки, лежавшей в гробу.
— Господи! — прошептала Циглер.
— Я видел ее могилу на кладбище, — сказал Сервас.
— Надо полагать, она пуста. Как им удалось так надолго законсервировать тело? Набальзамировали, что ли?
— Нет, этого мало. Есть специальные технологии, а средств у Ломбара предостаточно.
Сервас не отрываясь смотрел, как лицо ангела превращается в кусок обгорелого мяса, костей и расплавленного силикона, и его уже не в первый раз охватило чувство полной ирреальности происходящего.
— А где Ломбар? — спросила Циглер.
Сервас вышел из оцепенения, в которое его повергло зрелище пылающего гроба, и повел подбородком в сторону небольшой двери, видневшейся в другом конце зала. Они обошли зал кругом, стараясь держаться ближе к стенам, чтобы огонь не обжег лица, и оказались за дверью.
Там находилась еще одна лестница, гораздо уже и грязнее первой. Она вела наверх, на поверхность земли. Сырой камень кое-где покрывали черные пятна.
Лестница вывела их на другую сторону замка.
Ветер. Снег. Метель. Ночь.
Циглер замерла и прислушалась к завываниям ветра, заглушавшим все остальные звуки. Полная луна то выглядывала из-за облаков, то опять пряталась. Сервас всматривался в шевелящиеся лесные тени.
— Вон там, — махнула рукой Циглер.
Луна осветила тройной след от снегохода, петлявший между деревьями по тропе через просеку. Потом небесное освещение погасло, и след исчез.
— Слишком поздно, он сбежал, — сказал Сервас.
— Я знаю, куда ведет тропа. В двух километрах отсюда есть ледниковый цирк. Оттуда дорога поднимается в горы и снова спускается, уже в следующую долину. С этого места ведет шоссе в Испанию.
— Пюжоль и Симеони могут его догнать.
— Им придется дать крюк километров в пятьдесят. Он все равно доедет раньше! Не исключено, что на шоссе его поджидает автомобиль!
Ирен подошла к маленькой избушке, стоявшей у самого леса. Следы шли оттуда. Она открыла дверь и повернула выключатель. В избушке стояли еще два снегохода, лыжи, ботинки, на стене висела доска с ключами, шлемы и черные комбинезоны с желтыми светоотражающими полосками, которые поблескивали в лучах лампы.