Лед
Шрифт:
— У него был встревоженный вид? — спросил он продавщицу.
— Ага…
Сервас повернулся к Циглер. Они позвонили в дверь студии Перро, четвертого, по словам Сен-Сира, члена компании. Студия располагалась над магазином. Им никто не ответил. Продавщица сказала, что не видела хозяина со вчерашнего дня. В понедельник утром он сказал, что ему надо уехать на несколько дней по какой-то семейной надобности. Она заверила хозяина, что присмотрит за магазином, и просила не беспокоиться.
— А чем он был встревожен, не знаете? — спросила Циглер.
Прежде чем ответить, продавщица раза три чавкнула жвачкой.
— Лицо
— Выглядел испуганным?
— Ага. Я только собиралась вам сказать. — Продавщица хотела было надуть пузырь из жвачки, но передумала.
— Вы знаете, по какому номеру его можно найти?
Девушка выдвинула ящик стола, порылась в бумагах, вытащила визитную карточку и протянула ее Циглер. Ирен коротко взглянула на логотип с горным склоном и лыжником, чертящим дуги на снегу, под которым было набрано: «Спорт и природа».
— А что за хозяин Перро? — спросила Циглер.
Продавщица посмотрела на нее с вызовом и бросила:
— Скупердяй.
Суфьян Стивенс пел в наушниках «Come on Feel the Illinoise», когда внимание Эсперандье привлек к себе компьютер. На экране программа распознавания образов сформовала ту картинку, ради которой Венсан ее поставил.
— Иди-ка посмотри, — позвал он Самиру.
Девушка поднялась с места. Молния на ее спортивном свитере была опущена слишком низко, и когда она наклонилась, грудь оказалась прямо перед носом Эсперандье.
— Это что такое?
Кольцо занимало весь экран. Изображение было не слишком четким, зато в двухтысячекратном увеличении в верхней его части четко различались две золотые буквы на красном фоне.
— Такое кольцо должно было находиться на отрубленном пальце аптекаря Гримма, убитого в Сен-Мартене, — ответил он, и у него пересохло в горле.
— А вы откуда знаете? Пальца-то нет!
— Слишком долго объяснять. А ты что видишь?
— Вроде бы две буквы, — сказала Самира, вглядываясь в изображение.
Эсперандье заставил себя не отрываясь смотреть на экран.
— Два C? — спросил он.
— Или C и E…
— Может, C и D?
— Или O и C…
— Подожди-ка.
Он открыл несколько окон в правой части экрана, изменил какие-то параметры, переместил курсоры, потом снова запустил программу. Они молча ожидали результата. Самира так и застыла возле его плеча. Эсперандье размечтался о двух полных, упругих и нежных грудях. На левой виднелась родинка.
— Какова же грудка там, внутри? — раздался чей-то насмешливый голос.
Компьютер объявил, что задание завершено. Изображение снова появилось. На этот раз четкое. На красном фоне на кольце выделялись буквы C и S.
Сервас без труда нашел мельницу на краю тупичка, который заканчивался возле ручья, текущего у кромки леса. Сначала он увидел огни, а потом уже различил темный силуэт дома. Тот стоял в самом конце улицы, довольно далеко от последних домов, и его огни отражались в ручье. Три освещенных окна, а наверху — горы, темные пихты и небо, усыпанное звездами. Сервас вышел из машины. Ночь была холодная, но не такая, как накануне. Он был недоволен. После безуспешных поисков Шаперона и Перро они точно так же упустили бывшую супругу
Сервас прошел по маленькому выгнутому мостику, соединявшему мельницу с дорогой. Мельничное колесо крутилось совсем близко, в темноте был слышен плеск воды на лопастях.
Он постучал в низкую дверь, снабженную молотком. Дверь была старинная, тяжелая, открылась почти сразу. На пороге появился Сен-Сир в белой рубашке с безукоризненным галстуком-бабочкой и в кардигане. Из комнаты лилась знакомая музыка: Шуберт, квартет «Девушка и смерть».
— Входи.
Сервас заметил, что к нему обратились на «ты», но виду не подал. Нос его сразу почуял восхитительные запахи, идущие из кухни, и желудок немедленно отреагировал. Он понял, что очень голоден. Ведь с самого утра, кроме съеденного на завтрак омлета, Мартен ничего не ел. Спускаясь по ступеням, ведущим направо в комнату, он невольно поднял бровь. Отставной следователь поставил маленькие тарелки на большие, накрыл стол такой белоснежной скатертью, что она просто сияла, и зажег свечи в серебряных канделябрах.
— Я вдовец, — объяснил Сен-Сир, поймав удивленный взгляд Серваса. — Работа целиком занимала мою жизнь, и я не успел подготовиться к тому дню, когда мне станет нечего делать. Проживу я дальше десять лет или тридцать — никаких перемен не наступит. Старость — это долгое бесполезное ожидание. Вот я и стараюсь себя чем-то занять в этом ожидании. Возник вопрос: а не открыть ли мне ресторанчик?
Сервас улыбнулся. Следователь был не из тех, что станут сидеть без дела.
— Но будь уверен… Кстати, я ведь уже достиг такого возраста, что могу говорить тебе «ты», да? Так вот, я вовсе не помышляю о смерти, всю уйму свободного времени трачу на сад, на стряпню. Что-то мастерю, читаю, путешествую…
— И время от времени отправляетесь в маленький поход по дворцу правосудия, чтобы быть в курсе всех дел.
— Точно! — В глазах Сен-Сира вспыхнула искорка.
Он предложил гостю сесть, а сам прошел за кухонную стойку, которая открывалась в гостиную, и Мартен увидел, как хозяин надевает передник. В камине ярко горел огонь, отбрасывая отблески на потолочные балки. Гостиная была обставлена старинной мебелью, несомненно приобретенной на барахолках, и увешана картинами всех размеров. Настоящая лавка старьевщика.
— «Готовить надо с легкой головой, щедрым умом и широким сердцем». Так говорил Поль Гоген. Ты не будешь возражать, если мы пропустим этап аперитива?
— Ничуть, — отозвался Сервас. — Я умираю с голоду.
Сен-Сир появился с двумя тарелками и бутылкой вина и с ловкостью профессионала поставил все это на стол.
Запах от тарелок исходил восхитительный. Сервас вонзил в блюдо вилку и отправил кусочек в рот. Язык обожгло, но он в жизни не ел ничего вкуснее.
— Ну как?
— Если вы так же превосходно вели следствие, как готовите, то дворец правосудия Сен-Мартена много потерял.