Лед
Шрифт:
Мартен встал и вышел на балкон. Дождь перестал, но над мокрыми тротуарами парила в воздухе легкая дымка, окружая светящимися пятнами все городские огни. Было сыро и очень холодно. Ему вдруг вспомнилась Шарлен Эсперандье и тот поцелуй, что она запечатлела на его щеке, и он снова ощутил внутри ноющий узел.
Еще открывая балконную дверь, Сервас понял свою ошибку. Его внимание привлекли не «Голоса птиц», а другие кассеты. Узел внутри вдруг стал твердеть, словно в пищевод ввели быстро схватывающийся цемент. Пульс сразу зачастил. Он порылся в записной книжке, нашел номер
— Алло? — ответил мужской голос.
— Могу я заехать к вам в течение часа-полутора?
Молчание, потом ответ:
— Но будет уже за полночь!
— Мне очень нужно снова осмотреть комнату Алисы.
— В такой час? А до завтра подождать нельзя?
Голос Гаспара Феррана звучал ошеломленно. Сервас поставил себя на его место. Дочь мертва вот уже пятнадцать лет, так откуда такая спешка?
— Мне надо осмотреть комнату именно нынче ночью, — не сдавался он.
— Ладно, я все равно никогда не ложусь до полуночи. Жду вас до половины первого. Потом лягу спать.
В двадцать минут первого Сервас подъехал к Сен-Мартену, но направился не в город, а в деревню, что в пяти километрах.
Гаспар Ферран открыл дверь сразу после первого звонка. Вид у него был в высшей степени заинтригованный.
— Есть новости?
— Я бы хотел еще раз осмотреть комнату Алисы, если не возражаете.
Ферран бросил на него вопросительный взгляд. На нем был домашний халат, наброшенный на пуловер, старые джинсы и тапочки на босу ногу. Он махнул рукой в сторону лестницы. Сервас поблагодарил и быстро взбежал по ступенькам. В комнате он прямиком направился к полке над письменным столом, выкрашенным в оранжевый цвет.
Кассетный магнитофон.
На нем нельзя было слушать радио, крутить CD-диски. Стереопроигрыватель стоял под столом. Видимо, Алиса специально где-то раздобыла старый кассетник.
В первый свой визит Сервас не увидел в комнате ни одной кассеты. Он взвесил магнитофон на руке. Вес вроде бы нормальный, хотя это еще ни о чем не говорит. Мартен снова один за другим выдвинул ящики стола. Ни одной кассеты. Нигде. Может, когда-нибудь были, а потом Алиса их выбросила, потому что появился CD-проигрыватель?
Нет. Алиса была слишком молода, чтобы знать что-нибудь, кроме CD. Тогда зачем держать здесь громоздкую аппаратуру? Комната Алисы была настоящим музеем девяностых годов, с их постерами, CD, «Гейм боем» и гаммой цветов.
Единственный анахронизм — кассетник…
Сервас взял его за ручку, внимательно осмотрел все швы, потом нажал кнопку, открывающую отделение для кассет. Пусто.
Он спустился на первый этаж. Из гостиной доносились звуки включенного телевизора. Хозяин смотрел полуночную передачу по литературно-художественному каналу.
— Мне нужна маленькая крестовая отвертка, — сказал Сервас, встав на пороге. — У вас найдется?
Ферран сидел на диване. На этот раз в Серваса впился откровенно инквизиторский взгляд.
— Что вы там нашли?
Голос звучал властно и нетерпеливо. Отец жаждал узнать.
— Пока
Ферран поднялся и вышел из комнаты. Минуту спустя он появился с отверткой в руке. Сервас склонился над крышкой проигрывателя. Три болтика он отвернул без всякого труда. Они были закручены неплотно, словно детской рукой.
Затаив дыхание, он снял крышку.
Нашел… Девочка просто гений. Вся электроника была аккуратно вынута из внутренней части проигрывателя, и там, прикрепленные к кожуху коричневым скотчем, лежали три тетради в синей обложке.
Сервас долго смотрел на них, не шевелясь. Ему это не снится? Дневник Алисы… Все эти годы он лежал здесь, и никто о нем не знал. Гаспар Ферран оставил ему этот шанс, ничего не тронув в комнате дочери. Очень бережно Сервас отклеил высохший, сморщенный скотч и достал тетради.
— Что это такое? — раздался вдруг голос у него за спиной.
Сервас обернулся. Гаспар Ферран, не отрываясь, глядел на тетради, и глаза его сверкали как у хищника. Он сгорал от лихорадочного любопытства. Полицейский открыл одну тетрадку и бегло взглянул на первую страницу. Сердце у него подпрыгнуло: «12 августа. Хорошо, что…»
— Похоже, дневник.
— Он пролежал здесь все эти годы? — пораженно прошептал Ферран.
Сервас кивнул. Глаза учителя литературы наполнились слезами, лицо исказила гримаса отчаяния и боли. Сервас сразу почувствовал себя не в своей тарелке.
— Я должен их внимательно изучить, — сказал он. — Кто знает, может быть, эти страницы содержат объяснение ее поступка? Потом я их обязательно верну.
— За этим вы и пришли, — прошептал Ферран помертвевшим голосом. — Вам удалось то, что не смог сделать никто. Это невероятно. Как… как вы догадались?
— Пока никак, — отозвался Сервас. — Судить еще рано.
22
Было уже около восьми утра, и небо начало светлеть над горами, когда он закончил читать. Отложив тетради, Сервас вышел на балкон и вдохнул свежий, холодный рассветный воздух. Он был опустошен, физически болен. На грани срыва. Сначала этот паренек по имени Клеман, а потом…
Снег прекратился. Стало даже чуть теплее, но над городом повисли низкие облака, и пихты на вершинах склонов, едва вынырнув из темноты, заволоклись туманом. Крыши и улицы серебристо поблескивали, и Сервас почувствовал на лице первые капли дождя. Они сразу изрешетили кучку снега, которую намело в углу балкона, и Мартен вернулся в комнату. Есть не хотелось, однако чашка горячего кофе явно не помешала бы. Он спустился на большую веранду ар-деко, нависавшую над городом, залитым дождем. Официантка принесла ему тартинки из свежего хлеба, кофе, стакан апельсинового сока, масло и маленькие баночки с конфитюром. К своему большому удивлению, он все это съел. Поесть — все равно что изгнать дьявола. Если поел, значит, жив, и весь тот ад, что заключен в страницах дневника, его не коснулся. По крайней мере, он может пока держаться на расстоянии от преисподней.