Леди Чародейка
Шрифт:
Признаться, я немного растерялась. Даже если предположить, что мистер Морэ вдруг решил прогуляться, зачем ему в начале лета понадобились перчатки?
– Несколько лет назад я сильно обжег руки. Ожоги ужасные, не хочу кого-то смущать видом обгоревших ладоней.
Это было первое, что сказал мне Алистер Морэ. Весьма странное знакомство, ничего не скажешь. А я так смутилось, что даже не сразу нашлась, что ответить – ну на кой черт я так таращилась на его перчатки?
– Извините, я…
Я умолкла, но он и не ждал продолжения. Махнул облаченной в перчатку рукой и направился к комнате
– Вы ведь новая горничная, верно? – услышала я. И… дверь захлопнулась, даже не дав мне шанса ответить.
Прикрыв глаза, я покачала головой. Дела…
Спустилась на кухню и застала там беседующих Митси и миссис Одли. Пока Митси отправилась в кладовку за вареньем к чаю, я рассказала гувернантке о встрече с мистером Морэ. При упоминании его имени на лице миссис Одли заиграла загадочная улыбка, глаза заблестели. Я ее понимала – Алистер Морэ, несомненно, умел произвести впечатление на нежные девичьи сердца. Наша с ним встреча была невероятно краткой, и, тем не менее, я до сих пор не могла выбросить его образ из головы.
– О, я рада, что вы наконец познакомились! Не сердитесь на мистера Морэ – он довольно замкнутый человек. С Дайаной он, конечно, проводит очень много времени, но с остальными может за день не перемолвиться и парой фраз. Мы к этому привыкли, и ты привыкнешь со временем.
Я неопределенно пожала плечами. Смущенно призналась:
– Думаю, я произвела на него не самое лучшее впечатление. – Не желая произносить это вслух, я красноречиво помахала в воздухе ладонями.
– А, тебя смутили его перчатки, – покивала гувернантка. Вздохнула. – Бедный мистер Морэ – не представляю, как это больно, когда в твои руки впиваются десятки осколков.
– Осколков? – не поняла я.
– Мы вызвали из города работника – меняли разбитое окно. Мистер Морэ, разумеется, наблюдал за процессом. Этот неуклюжий установщик – совсем молодой паренек, оступился и уронил окно. Оно и разбилось. Попало и ему, и мистеру Море – он сильно повредил обе руки, когда пытался удержать бедного парня.
История звучала до жути нелогичной – почему, например, осколки попали именно на руки? И что, их было так много, и они оставили столько шрамов, что приходилось прятать руки в перчатки? Но не это повергло меня в недоумение.
– Странно, – протянула я. – А сам мистер Морэ сказал мне, что руки он обжег.
Гувернантка замерла с поднятой чашкой, так и не донеся ее до рта. Взгляд серых глаз несколько секунд метался из стороны в сторону, затем остановился на моем лице. Я хорошо знала этот взгляд – взгляд того, кого поймали на лжи.
– Ах да, – медленно проговорила она, отчаянно пытаясь придумать, как выпутаться из ситуации. – Я совсем запамятовала. От стекла у него осталось лишь несколько шрамов, а вот ожоги… да, ожоги были серьезными.
Конечно, я могла бы выспросить у миссис Одли подробности, чтобы потом сопоставить ее рассказ с рассказом Алистера Морэ, но зачем? Я и так знала, что она врет – точнее, что врут они оба. Вот только не могла понять смысла этого вранья. И если раньше мне не было никакого дела до того, почему мистер Морэ носит дома лайковые перчатки – так, лишь сиюминутное девичье любопытство, – то теперь, после их странного поведения и упорного желания сохранить правду в тайне, я была по-настоящему заинтригована.
Стянуть у него, что ли, перчатки, пока он будет в душе, а потом посмотреть, что же не так с его руками? Подумала это и тут же покраснела: мое послушное воображение нарисовало прелюбопытную картину.
Миссис Одли, поняв, что я не стану донимать ее вопросами, заметно успокоилась и теперь с хитрым блеском в глазах поглядывала на меня – словно видела насквозь мои мысли. Я очень надеялась, что это ей не под силу.
Разговор плавно перетек в другое русло. Я осторожно расспросила про Дайану. Выяснила немногое: она уже много лет на домашнем обучении, у нее редкая болезнь – гувернантка произнесла ее название так быстро, что оно даже не отложилось в памяти, – не позволяющая ей выходить из дома. Я попыталась выяснить подробнее, но миссис Одли лишь туманно сказала про ослабленный иммунитет, склонность к инфекциям и аллергию на открытые солнечные лучи.
«Может, Дайана – вампир?» – вдруг пронеслось в голове. Я мысленно отругала себя за бесчувственность по отношению к больной девочке и решила, что, пожалуй, стоит на время отложить чтение модных книг и переключиться на что-то менее… въедливое в сознание.
Тем же днем мне удалось немного поболтать с Дайаной. Она часто заглядывала в окно, не раз расспрашивала меня об университете, о городе. Я с изумлением поняла, что она никогда не видела Реденвуд, хотя их дом был частью его самого. Каково ей, живой и энергичной девчушке, чувствовать себя вечной пленницей особняка и знать, что никогда не сможет перешагнуть его порог?
Но вместе с тем она спокойно открывала окно и с удовольствием подставляла лицо ветру и лучам уже уходящего солнца. Что же тогда мешало ей хоть немного подышать свежим воздухом во внутреннем дворе особняка?
Вечером я покинула дом, чтобы прогуляться по чистым улочкам Реденвуда. Забрела в ближайшее кафе, чтобы отведать кофе с теплой булочкой и поискать информацию в интернете о болезни с такими же, как у Дайаны, симптомами. И совершенно не удивилась, когда не нашла ничего подобного.
Все, что происходило в этом доме, все, что я узнавала, можно охарактеризовать только одним словом: странно. И, судя по всему, странности только начинались.
Глава четвертая. Призраки и зеркала
В целом, жизнь в особняке мистера Морэ протекала тихо и спокойно. Миновал уже месяц с момента, как я переступила его порог. С обязанностями справлялась, со слугами и Дайаной легко нашла общий язык.
Но с самим хозяином дело обстояло не так однозначно…
Как девушка, считающая себя привлекательной, я огорчалась, когда не замечала в глазах мистера Морэ и проблеска интереса – только густую, вязкую тоску. Его мрачная отрешенность как магнитом манила меня. Заглядывая в глаза цвета горького шоколада, я надеялась разгадать, что представляет собой Алистер Морэ, какие тайны прячет, какие чувства закрывает в своем сердце как в ларце, не желая выставлять напоказ. Пыталась разговорить его, вызвать на лице такую редкую для него улыбку, но всякий раз уходила ни с чем – разочарованная и заинтригованная одновременно.