Леди Элизабет
Шрифт:
— Значит, ей все еще грозит опасность, — молвила Элизабет, и сердце ее билось отчаянно. — И мне, Уильям! Вокруг меня тоже может сложиться протестантский заговор. Я не настолько ревностно исповедую римскую веру и ясно дала понять, что посещаю мессу под принуждением. И если королева способна казнить шестнадцатилетнюю девочку, в жилах которой течет ее кровь, то может так же поступить и со мной. И что-то подсказывает мне, что она это сделает, если Ренар добьется своего.
— Успокойтесь, сударыня, — утешил ее Сесил, робко обнимая за вздрагивавшие плечи. — Большинство считает, что Джейн останется
— Молю Бога, чтобы вы оказались правы, — сказала Элизабет, глядя на него полными страха глазами.
Она понимала, что больше не может рассчитывать на любовь и милостивый нрав королевы. Внезапно мир показался ей еще более опасным, чем прежде.
Едва войдя в свои придворные покои, Элизабет увидела подсунутое под дверь письмо. Она осторожно нагнулась, чтобы поднять его.
— Что это? — с любопытством спросила Кэт, подошедшая сзади.
— Не знаю, — ответила Элизабет с тяжелым от дурного предчувствия сердцем.
Осторожно, словно письмо было отравлено, она сломала простую восковую печать. Подпись внизу короткой записки, за которой следовали слова: «Сожгите это ради всего святого», была ей незнакома.
— Это от сэра Томаса Уайетта, — сказала она. — Он утверждает, что пишет мне из любви к королеве и королевству Англии. Он желает предотвратить брак с испанцем, поскольку был в Испании и видел, что там творит инквизиция.
— Сэр Томас Уайетт? — переспросила Кэт. — Был такой поэт — сэр Томас Уайетт. Его семья, миледи, близко дружила с вашей матерью, а сестра до конца оставалась с ней на плахе. Поговаривали, что в свое время этот поэт был влюблен в вашу мать и соперничал за ее любовь с королем Генрихом.
— Я читала его стихи, — кивнула Элизабет. — Он много писал о любви. Он посвящал их моей маме?
— Некоторые, полагаю, да, — ответила Кэт. — Даже наверняка, поскольку после ее смерти эти стихи при дворе больше не ходили. Очевидно, это его сын.
— Жаль, что он не унаследовал талант отца, — заметила Элизабет. — Слишком уж неуклюже написано. — Она пробежала взглядом письмо. — Он сообщает, что у него есть друзья в высших кругах, которые готовы, если понадобится, применить силу, чтобы помешать королеве выйти замуж за принца Филиппа. Он называет Кортни, месье де Ноайля…
— Меня это совершенно не удивляет, — вставила Кэт.
— Он пишет, что не желает зла королеве, а он с друзьями — ревностные католики, но также патриоты Англии. Он просит моей поддержки.
— Только не это! — воскликнула Кэт.
— Думаешь, я так глупа? — возразила Элизабет. — У меня без того хватает хлопот, и время сейчас опасное. Я сожгу письмо и забуду о нем. Собственно говоря, — добавила она, расхаживая по комнате и взволнованно заламывая руки, — я предвижу множество неприятностей. Думаю, мне было бы намного безопаснее жить вдалеке от двора. Я просто обязана уехать отсюда. Я пойду к королеве и снова попрошу разрешения перебраться куда-нибудь к себе.
Мария подозрительно взглянула на коленопреклоненную сестру.
— Почему ты хочешь покинуть двор? — резко спросила она.
— Я тоскую по мирной сельской
Мария сидела молча, погрузившись в размышления. Стоит ли отпускать Элизабет? Так ли опасна сестра, как утверждает Ренар? Или она искренне желает уединения? На самом деле Мария была бы только рада с ней расстаться, лишь бы избавиться от этой занозы, чей юный облик столь контрастировал с ее собственным увяданием и чье спорное отцовство доставляло Марии немало тревог.
Внезапно она поняла, что впредь не вынесет даже вида Элизабет. Сестра причиняла одни лишь хлопоты, и Мария была счастлива от нее отделаться.
— Что ж, — холодно молвила она, — можешь уехать в Эшридж, как ты и хотела. Но предупреждаю, мне известно, какую игру ты ведешь. Если ты пренебрежешь долгом и продолжишь искать дружбы французов и еретиков — нет, не спорь со мной, я знаю, что у тебя на уме, — ты горько об этом пожалеешь.
— Мадам, — потрясенно воскликнула Элизабет, — я никогда не искала дружбы французов и не вступала в союз с еретиками. Я верная и любящая подданная вашего величества и никогда не стала бы строить заговоры против вас. Я благочестивая католичка и возьму с собой в Эшридж священников, чтобы обрести утешение мессы.
— Мне докладывали, что ты тайно встречалась с месье де Ноайлем, — упрекнула ее Мария.
— Ваше величество, кто бы этого ни сказал, он желает мне зла, — возразила Элизабет. — Это неправда. Я всегда беседовала с ним на виду у всех.
Марию, похоже, не убедили ее слова.
— Мадам, — продолжала Элизабет, — покорнейше благодарю вас за дозволение удалиться от двора. Клянусь, что в Эшридже буду делать все возможное, чтобы заслужить вашу благосклонность.
— Гм, — пробормотала королева. — Можешь идти. Желаю тебе счастливого пути.
Как только Элизабет поднялась с коленей и, присев в реверансе, вышла, Мария откинула занавеску, скрывавшую вход в нишу, где прятался Ренар. Вид у него был обеспокоенный.
— Ваше величество, я боюсь, что вы чересчур снисходительны к леди Элизабет. Вам следовало оставить ее здесь, под вашим присмотром.
— Я не хочу ее видеть, — твердо заявила Мария.
— Неужели вы поверили ее игре? — нахмурился Ренар.
— Нет. Как и вы, друг мой, я считаю, что она навлечет на нас великое зло, если с ней не покончить. Но совесть не позволяет мне подвергнуть ее преследованию, не имея никаких доказательств.
— Будете ли вы следить за ней? — озабоченно спросил посол.
— Разумеется. В ее доме будут мои осведомители, — ответила королева. — Вам нечего бояться.
— Превосходный план, мадам, — одобрительно кивнул Ренар, слегка успокоившись. — А поскольку она ничего не подозревает, предлагаю вашему величеству попрощаться с ней, как подобает сестре.
Мария вздохнула.
— Видимо, придется, — согласилась она. — Хотя я уже почти не верю, что она моя сестра. Она больше не та милая девочка, которую я любила, пока был жив отец. Боюсь, тщеславие, ересь и честолюбие сильно ее изменили. Для меня она больше не дорогая сестра, но змея, пригретая на груди.