Леди Ева. Леди с разбитым сердцем
Шрифт:
Но не стоило обманывать ни себя, ни других. Работа для меня только началась.
Из одного кармашка я достала мирру и принялась мазать лоб, шепча заклинания. Создатель простит леди Еву, когда я вновь ей стану.
Нужно, чтобы зло не нашло дорогу назад.
Прикасаясь к Мануэлю, к его лицу, я чувствовала странное, болезненное удовольствие. Никогда мне больше не доведется испытать подобного. Леди не прикасаются к джентльменам, если они не их родственники или же мужья, без перчаток. Такая радость нам недоступна.
Успокоившаяся госпожа маркиза и Теодоро устроились по другую сторону
Через пару часов стало ясно, что дело движется. Дыхание молодого человека стало более спокойным и свободным, на вид он казался практически здоровым. Осталось только то, что не могли видеть чужие глаза. Сама суть злых чар. Пора было избавить и от них.
— Что бы ни делала, сидите тихо и не мешайте! — резко велела я двум гаджо подле меня и достала из-за пояса кинжал.
Блеск стали напугал обоих, но мне не было дела до чужих страхов… На столицу уже опустилась ночь, черная, безлунная. Следовало спешить.
— Меч я держу в своих руках, — произнесла я на цыганском. — И я разрублю этот узел.
И тут зеркало, висевшее на стене в комнате Мануэля Де Ла Серта, засветилось мертвенным зеленоватым светом.
— Никому не разрубить этот узел, — услышала я отчетливо глухой, будто бы потусторонний мужской голос.
Закричала истошно госпожа маркиза и все-таки упала в обморок. Будь моя воля, поступила бы также…
Бросила опустевшую чашку в зеркало я машинально, совершенно не думая. Просто с детства я знала, что именно так лучше всего поступить, если с зеркалами начинает твориться чертовщина.
— Тэ скарин ман девэл! [6]
Звучание второго языка, бывшего для меня родным, странным образом придало мне сил. Шувани я или нет, в конце-то концов?
С жалобным звоном посыпались на пол осколки, и все снова стало обычным.
— Никому, стало быть, не разрубить? — ухмыльнулась я с чувством превосходства. — Еще поглядим.
6
Чтоб тебя Бог покарал!
А руки мелко дрожали. Он ведь мог прийти через зеркало, тот колдун, а такие фокусы подвластны только самым могущественным колдунам.
Не так-то легко будет сразиться за жизнь любимого.
Теодоро усадил мать в глубокое кресло и принялся хлопотать над нею. Мануэля он предоставил мне и не стал ничего расспрашивать. Совсем ничего. И за это я была так благодарна ему.
Для того, чтобы прийти в себя окончательно, мне потребовалось несколько минут и пару глотков того отвара, который я приготовила для Мануэля. По-хорошему, следовало еще передохнуть, да вот беда, время уходило как вода. Я должна была спешить.
Снова пришел черед для кинжала, которым я и разрубала нити проклятия, убивавшего Мануэля Де Ла Серта. Лезвие скользило над его кожей, едва прикасаясь. Добрая сталь не сделает зла, если ее держат руки человека, желающего лишь добра.
Когда я разрезала последнюю нить, Мануэль глубоко вздохнул, вздрогнул и потом обмяк.
Я готова была упасть рядом. Силы ушли практически все.
— Мэ тут камал, [7] — тихо прошептала я иберийцу, улыбнувшись. Пусть хотя бы так, на незнакомом языке, пока сам он лежит в беспамятстве, но я скажу о своей любви. Потому что невыносимо жить с такой ношей на сердце.
7
Я люблю тебя.
— Нанэ ада вавир прэ свэто. [8]
На мгновение ресницы молодого человека дрогнули, и я поняла, что пора уносить ноги, пока и правда не очнулся. Благодарность, которая причитается цыганке за помощь, мне была без надобности. А другой я и не получу.
— Жив, — коротко бросила я младшему брату своего любимого. — Жив и жить будет. Поспит — и будет здоровей прежнего. Зеркала убрать. И пусть в церковь сходит.
Сказав это, я принялась собирать свой нехитрый скарб. Следовало как можно быстрей возвращаться. Домой ли, в табор ли — разницы нет. Не только Мануэлю Де Ла Серте требовалось поспать для полного выздоровления. Мне — тоже.
8
Нет такого другого на земле.
Когда я уже стояла в дверях комнаты, Теодоро меня окликнул.
— А как же плата?
Я сперва даже не поняла о чем речь идет. Плата? За что мне брать плату? За то, что спасла того, кто дороже мне собственной жизни? Да ускорь это лечение, сама бы приплатила.
— Какая плата, молодой господин? Судьба это была. Судьба привела к порогу. За такое денег не берут. Да и к чему мне твои деньги?
Маркиз Де Ла Серта обнаружился в коридоре. Оказывается, все то время, которое я провела в спальне его сына, он просидел рядом с дверью, пусть и не решился войти внутрь. Больше всего мужчины боятся собственной беспомощности, когда близким больно…
— Назови плату, цыганка, — потребовал он, разглядывая меня так, что стало не по себе.
В ответ я рассмеялась и ответила:
— Какие же упрямые. Не нужна плата. Потом дорога сведет — может, и припомню.
Умница Эдвард всю ночь дожидался сестру в той же подворотне, где и высадил меня перед визитом в дом Де Ла Серта в облике цыганки. Когда я появилась, он не произнес ни слова жалобы или упрека.
— Измучилась, Первая, — только и сказал близнец, крепко обнимая. — Как все прошло?
Я устало опустила голову на его плечо.
— Измучилась, Второй. Ты бы только знал, как… А он жить будет. Ведь твоя Первая сильная шувани…
Эдвард погладил меня по спине.
— Самая сильная… Поехали домой. Отцу наверняка будет любопытно, как все прошло. Да и Эмма, думаю, все рыдает по своему благородному идальго… То есть… Прости…
Со вздохом отозвалась:
— Да не извиняйся. Глупости это все… Забудется.
А если и нет, то это будет только моей болью. Незачем мучить остальных. Если Де Ла Серта полюбил Эмму, а Эмма полюбила его, то так тому и быть. Кто я такая, чтоб мешать?