Леди Маллоу
Шрифт:
Лицо Амалии дышало воинственностью и злобой.
— Но это особый случай, леди Маллоу. Раньше никто не гасил свечей. А сегодня ночью она была погашена.
— Безусловно, ветер, — заметил Блейн, впервые вступая в разговор. — Наверное, окно было неплотно прикрыто. Помимо прочего, мальчик уже достаточно большой, чтобы спать без света. А что касается миссис Стоун, то никто не знает ее имени, даже полиции оно пока неизвестно. Так откуда же знать Тайтусу?
— Быть
— Амалия зло рассмеялась.
— По-вашему, она прокралась ночью в детскую и шепнула моему сыну свое имя? Какая бессмыслица! Кроме того, Сэмми — это мужское имя.
— Однако оно может быть уменьшительным от Саманты, — проговорила Сара, не поднимая глаз от своей тарелки.
И вновь в комнате на мгновение воцарилось Молчание. И опять первой его нарушила леди Мальвина.
— Нас должно беспокоить не имя таинственного шатуна, если он действительно существует, а тот факт, что Тайтус встревожен. Мне это не нравится.
— У Тайтуса всегда были видения! — воскликнула Амалия. — И он всегда с трудом переносил дальнюю дорогу. Он нервный, болезненный ребенок. Не пойму, из-за чего столько шума. Если вы, мисс Милдмей, сами чересчур нервны, то скажите прямо, и мы найдем кого-нибудь менее восприимчивого к ночному ветру. И я разделяю мнение моего мужа — мальчик достаточно взрослый, чтобы обходиться ночью без света.
Леди Мальвина выглядела рассеянной. До нее наконец, хотя и как-то смутно, дошел подлинный смысл речей Сары.
— Но, мисс Милдмей, вы говорите вздор. Если миссис Стоун действительно звали Сэмми или Саманта, то тогда вовсе не она заходила в комнату Тайтуса ночью. Разве это возможно, когда она уже мертва?
— Я лишь хотела сказать, она могла побывать у него первый раз, и теперь, когда Тайтуса что-то пугает, он воображает, что это опять тот же самый человек.
— Мне кажется, по мнению мисс Милдмей, в доме бродит призрак миссис Стоун, — заметила Амалия сухо.
Долго молчавший Блейн внезапно отодвинулся со стулом от стола.
— Завтра Тайтус возвратится в Лондон.
Слова прозвучали как приказ. Сара удивилась. Но еще больше были удивлены Амалия и леди Мальвина.
— О Боже, я буду очень скучать по мальчику, — сказала леди Мальвина. — Блейн, ты серьезно?
— Конечно, он шутит, — воскликнула Амалия. Она попыталась снисходительно посмотреть на мужа, но у нее ничего не получилось. У Сары появилось странное ощущение, будто у Амалии под внешним спокойствием скрывались страх и ненависть.
— Тайтуса нельзя вернуть в туман и сырость, — продолжала она, — он тотчас же вновь заболеет. Кроме того, ты же сам
Блейн смотрел на свою мать и вел себя так, словно Амалия не произнесла ни слова.
— Возможно, вы согласились бы отправиться вместе с ним, мама? Как мне кажется, он вас полюбил.
Леди Мальвина расцвела.
— Конечно, с радостью. Если ты настаиваешь его отъезде. А как быть с мисс Милдмей?
— Мисс Милдмей останется здесь.
— Блейн, о чем ты говоришь? — воскликнула я. — Эта девушка — гувернантка Тайтуса. Разве мы платим ей за то, чтобы она без забот отдыхала на природе?
Блейн твердо взглянул на рассерженную Амалию.
— Мисс Милдмей понадобится при расследовании обстоятельств смерти миссис Стоун. Именно поэтому она будет находиться в усадьбе.
— Но почему она нужнее, чем мама?
Вздохнув, Блейн начал подробно объяснять.
— Да потому, что, насколько мне известно, ты позвала миссис Стоун к себе в пять часов вечера, объявила ей об увольнении и предложила покинуть дом на следующий день с рассветом. Правильно?
Амалия кивнула.
— По словам мисс Милдмей, она в семь часов вечера отнесла миссис Стоун платье для починки, когда та находилась в своей комнате. Позже никто больше эту женщину не видел. Значит, если все говорят правду, мисс Милдмей очень важный свидетель: она последняя, кто застал миссис Стоун живой.
Амалия вскочила.
— В таком случае я сама отвезу Тайтуса в Лондон.
— Не выйдет.
— Я здесь взаперти?
— Понимай как хочешь.
Амалия перестала притворяться. Лицо у нее внезапно еще больше пожелтело и сделалось необычайно злобным.
— Ну нет, — заявила она. — Я не собираюсь нигде находиться в заточении. И я докажу. Ты, видимо, позабыл, что Тайтус мой сын. И я могу распоряжаться им по своему усмотрению.
Она круто повернулась и вышла.
— Блейн, — проговорила леди Мальвина после долгого молчания голосом, который звучал тускло и, казалось, принадлежал человеку очень старому и испуганному. — Блейн, что все это значит?
— Значит? — встрепенулся Блейн. — Ничего не значит, мама. Просто у Амалии очередной приступ раздражения. У нее склонность к театральным жестам.